показываться, а отлежаться у меня. Я предоставлю вам комнату и возможность привести себя в божеский вид. Найдется, конечно, полотенце, шампунь, мыло, бритва и машинка для стрижки волос. Более того, я даже сам вас подстригу или попрошу Ларису Витальевну. У нее это обычно получается лучше, чем у меня. А потом, как я предполагаю, вам выдадут документы на чужое имя. Абсолютно реальные, не поддельные. Даже жить вас устроят где-нибудь на служебной квартире или в офицерском общежитии. Будем вместе ждать, когда вся эта история уляжется тем или иным способом.

Подполковник Россомахов широко улыбнулся и проговорил:

– Я спать не смогу, если буду думать, что Анна там, рядом со мной, всего-то через несколько стен, рядом с этим Виталием. Кажется, именно так вы его назвали, товарищ полковник. У меня воображение богатое, поэтому я буду представлять разное. А когда все разрешится, я буду уже все знать и успокоюсь. Я не думаю, что Анна или этот Виталий имеют какие-то связи в ФСБ и готовы доложить туда о моем прибытии в Москву.

Они вышли из машины. Василий Андреевич включил сигнализацию, а Виктор Васильевич тем временем сфотографировал взглядом номер «Ренджровера». Сработала профессиональная привычка с одного взгляда запоминать его. Для этого требовалось не просто посмотреть на номер, а сохранить его в голове. При необходимости это давало возможность в любой момент восстановить фотографию и номер назвать. Сама технология подобного фотографирования давно известна в прикладной психологии, даже разработана целая система тренировок памяти именно по этому конкретному варианту.

Метод фотографирования объектов, скажем, карт местности или чего-то еще, используется разведслужбами многих стран мира. Степень запоминания напрямую зависит от индивидуальных особенностей человека. Но автомобильный номер – это самое простое, в сравнении, скажем, с той же картой местности, имеющей множество топографических отметок, которые бывает необходимо запомнить. Сохранить в голове таким методом автомобильный номер может практически каждый офицер спецназа военной разведки.

К подъезду они шли рядом. Полковник, как и раньше, широко размахивал своим объемным портфелем, куда убрал пакет с покупкой. Но теперь он держал его крепко, не желал разбить и вторую бутылку дорогого французского шампанского.

– Может, и правда лучше к нам пойдем, – уже в лифте предложил полковник Личуткин. – Посидим за столом, познакомимся с «Вдовой Клико».

– Разве что чуть позже, – проговорил подполковник Россомахов. – По крайней мере, ванну я дома принимать ни за что не буду. Просто как подумаю, что в ней этот Виталий лежал, сразу брезговать начинаю. Я уж лучше у вас, товарищ полковник, вымоюсь, если позволите.

– Без всяких разговоров. Тогда мы вас дождемся, за стол одни не сядем. Будете сегодня нашим единственным гостем.

– Если что-то не так пойдет, я зайду, предупрежу вас. – Последняя фраза, произнесенная Виктором Васильевичем, говорила о том, что какая-то надежда на ошибку в глубине души у него еще жила.

Он думал о том, что все может завершиться благополучно. А вдруг этот Виталий и есть тот самый сводный брат Анны, о котором подполковник несколько раз слышал, знал, что Анна не была знакома с ним? Если так, то ситуация станет совсем иной.

На лестничной площадке они расстались. Полковник Личуткин вошел к себе. Подполковник Россомахов не имел ключей, которые оставил дома при отбытии в командировку, и просто позвонил в дверь собственной квартиры.

Анна была там только прописана, не имела права распоряжаться этой жилплощадью, не могла продать ее без согласия мужа. Для того чтобы он был официально признан пропавшим без вести и жена вступила бы в право наследства, требовалось, кажется, отсутствие законного супруга в течение года. Подполковник точно количество этих дней не знал, но не сомневался в том, что они еще не прошли. Он где-то слышал об этом, припомнил даже такой судебный термин: безвестное отсутствие.

Слышал подполковник и о том, что если военнослужащий пропадает без вести, то его смерть признается официально через два года после окончания военных действий. Никто не знал, когда они завершатся в Сирии. Но в этом вопросе есть много тонкостей, которые умелый юрист сумеет повернуть так, как ему выгодно.

А вот в случае гибели Виктора Васильевича дело обстояло бы иначе. Если бы такой факт имел место, то Анна могла бы вступить в наследство уже через полгода, которые, кстати, тоже пока еще не прошли. Но его гибель никак не задокументирована, следовательно, он может быть сочтен только пропавшим без вести.

Позвонил Виктор Васильевич так, как делал это обычно – один длинный, один короткий. Это был своего рода опознавательный знак, хорошо известный его жене. Он, видимо, сыграл свою роль.

Сначала за дверью послышались быстрые шаги и шлепанье тапочек по гулкому паркету. Но потом, видимо, женщина поняла, кто нажал на кнопку звонка, и шаги стихли. После чего кто-то выглянул в дверной глазок. Раньше, сколько Россомахов ни настаивал, Анна никогда этого не делала. Она всегда открывала дверь нараспашку и даже не спрашивала, кто пришел.

В полумраке подъезда, да еще через дверной глазок, искажающий восприятие, узнать мужа в бородатом бомже было, скорее всего, невозможно.

– Вам кого? – спросила Анна.

От звука ее голоса у Виктора Васильевича застучало сердце. Да так сильно, что он начал опасаться, что Анна подумает, будто ее любимый муж колотит в дверь кулаком.

Поэтому он поторопился сказать:

– Аннушка, это я. Открывай быстрее.

Но дверь не распахнулась. За ней послышался шепот мужчины и женщины.

Виктор Васильевич снова нажал на кнопку звонка и на сей раз не отпускал ее очень долго.

Наконец-то он сделал это и сказал с очевидным раздражением:

– Мне что, в мою собственную квартиру войти не разрешают?

Она могла не узнать его через дверной глазок, но голос-то наверняка должна была определить!

– Сейчас, Витя, подожди минутку, – сказала Анна.

За дверью снова послышался шепот. Женщина явно на чем-то настаивала. Потом там зашаркали чужие тапочки. Шаги удалялись в сторону комнаты.

После этого открылся один замок, за ним второй, нижний, которым Россомахов и Анна в былые времена никогда не пользовались. Похоже было на то, что Виталий беспокоился о собственной безопасности. Наверное, у него имелись какие-то основания для этого. Он кого-то боялся. Зазвенела на двери цепочка, которой раньше не было и в помине.

Виктор Васильевич нисколько не боялся воров. Он считал, что воры должны страшиться его самого. Ведь эти ребята не лезут в первую попавшуюся квартиру. Их обязательно кто-то наводит. Он обязательно должен знать, что в этой квартире живет специалист по рукопашному бою. Иначе грош цена такому наводчику, который своих подельников просто подставит. Они