Ильин молчал.

– Вот вы молчите, а люди ждут ответов на свои вопросы. А слово «Братья» отныне не рекомендуется произносить в общественном месте, ибо имелись случаи, когда общественность, услышав это слово, да еще вкупе с «Сосуществованием» и «Сближением», болтуна помяла. Насмерть.

– Что вы от меня хотите?

– Чаю. Для начала – чаю, пересохло в горле, пока я вам все это рассказывал. Потом, после чашечки чая, я вам изложу свои предложения. В принципе они очень простые: либо вы делаете то, что я вам скажу, либо народ... да тот же ваш сосед, Петр Алексеевич Нестеренко, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения, узнает о том, что за стеной у него проживал кровавый наймит тех, кто прикрывал свои делишки сказками о Братьях... И вас, простите, убьет. Вы очень неудачно выйдете на лестничную клетку, позвоните в его дверь и будете стоять, пока он не проломит вам голову трехкилограммовой гантелью. Вы мне верите, что так и будет?

– Верю,– сказал Ильин.

– Вот, у нас наметились точки соприкосновения,– обрадовался «паук».– А если я вам скажу, что, согласившись, вы получите возможность встретиться со старшим лейтенантом Алексеем Трошиным и теми из ваших подчиненных, кто выжил... пока выжил? Есть о чем подумать. Есть?

Ильин подумал.

И, естественно, согласился.

Пора уже было привыкнуть соглашаться.

Не было у него выбора.

Ильин мог хорохориться, дерзить и пытаться сохранить независимый вид, но при этом прекрасно сознавать, что от него ничего не зависит. И не зависело.

Ничего!

И когда он просто выполнял приказы в Патруле...

Просто выполнял, подумал Ильин, и тошнота подступила к горлу.

Он убивал, выполняя приказы.

А если верить тем двоим на космической станции – не просто убивал, а вначале совершал преступление против Братьев, Сосуществования и Сближения, а потом наказывал ни в чем не повинных людей за эти преступления.

Сам он этого не помнил. Двое со станции сказали, что его программировали в откровенной комнате. Допрашивали и программировали одновременно.

Осталось только понять, можно ли верить этим двоим.

«Паук» сказал – нельзя.

«Паук» сказал, что те двое пытались убить майора. Осталось только выяснить, можно ли верить «пауку»...

Можно хоть кому-то верить?

«Паук» показал замечательное кино: толпа разъяренных людей, разносящая здание Патруля и уничтожающая хозяйственных работников – только они остались в здании после объявления Готовности.

Толпа уничтожила всех, до кого дотянулась...

Откуда только обычные люди узнали, что под вывеской Технического Отдела патрульно-постовой службы скрывается Центр? Догадались? В суете и хаосе перестрелки и взрывов?

А внезапно появившиеся расстрельные команды, споро ставящие патрульных к стенке? Откуда такие бойкие капитаны и лейтенанты, готовые расстреливать всех подряд прямо под присмотром камер?

Кому верить?

И заодно… пустяковый вопрос: зачем жить? Потому что просто привык? И просто не хочется умирать?

Веский аргумент, подумал Ильин.

– Хорошо,– сказал вчера Ильин «пауку».– Я готов.

– И даже не спрашиваешь к чему? – еле заметно улыбнулся «паук».

Он все прекрасно понял. Ильин мог сколько угодно делать вид, но...

– Я готов внимательно выслушать ваше предложение,– с нажимом на «ваше» произнес Ильин.

Упрямство – последняя линия обороны проигравшего, говорил его отец.

На этой линии Ильин будет стоять насмерть.

– Да не предложение вы готовы выслушать,– сказал «паук».– Выполнить приказ. Беспрекословно, точно и в срок. Можете пока отдыхать, высыпаться. Конверт вскроете до сна или после – не суть важно. Но если вы задержитесь с выполнением приказа более чем на три... ладно, четыре часа, я буду вынужден принять меры.

И «паук» ушел, предусмотрительно не подавая руки.

А Ильин смог уснуть. И смог попытаться корчить из себя оптимиста после пробуждения.

Все хорошо? Ни хрена подобного. Ничего нет хорошего. Ничего.

Ильин посмотрел на лежащий на полу конверт, протянул руку, покачал головой и отправился в туалет. Потом – под душ. Потом хотел приготовить себе завтрак, но обнаружил, что ничего съедобного в холодильнике не осталось.

Значит, оставалось только вскрыть конверт и отправляться выполнять приказ.

Ильин вошел в комнату, поднял конверт.

Нет сургуча, не прошит. Просто большой серый конверт. Увесистый.

Ильин рванул бумагу, бросил ошметки на пол. Высыпал содержимое пакета на диван.

Странно, среди бумаг с печатями и штампами лежала официального вида красная книжечка с государственным гербом на обложке.

Майор Ильин, как следовало из удостоверения, является командиром войсковой части номер...

Майор Ильин поцокал языком. Хорошее начало. Просто превосходное.

Среди бумаг нашелся рапорт самого Ильина с его же подписью с просьбой о переводе из милиции в армию. Странный сам по себе рапорт, но к нему были заботливо подколоты приказы и по Министерству внутренних дел, и по Министерству обороны о переводе и зачислении соответственно.

Там же был приказ о назначении Ильина на должность командира. Лежала информационная карта, надо полагать, с личным делом майора. Кредитная карточка, предписание явиться к месту службы, сертификат об окончании месячных курсов переквалификации и распечатанная на обычной бумаге карта, на которой был обозначен маршрут движения майора Ильина к месту его новой службы.

Даже смертный медальон на цепочке имелся среди документов.

А в углу комнаты стояла объемистая сумка – «паук» позаботился обо всем.

Полевая форма, обувь, стандартный армейский информационный блок... Ильин приложил руку к панели и убедился, что блок уже был настроен на его, Ильина, параметры.

Пистолет тоже имел место быть. Бессмертный «макаров», о котором еще в годы курсантства Ильина говорили, что выдается он офицерам только для того, чтобы офицер мог пустить себе пулю в голову, если что.

Если что, повторил Ильин через полчаса, застегивая куртку и пряча пистолет в кобуру. В конце концов, не самый плохой выход.

Вот только разобраться в происходящем, понять, кто именно за всем этим стоит, и попытаться дотянуться до нужного горла. Зубами.

Ильин не злопамятный человек. Подчиненные считали Ильина человеком хоть и тяжелым, но справедливым.

Ильин никогда не ставил перед собой и своими подчиненными нереальных задач. Трудновыполнимые или почти невыполнимые – ставил регулярно.