— Нравится автомобиль? — сбил меня с мысли незнакомый голос.

— Нравится, — согласилась я. — Я вообще люблю древние автомобили.

Подошедший офицер был блестящ ничуть не менее этого транспортного средства. Особенно в районе сапог. При желании, смотрясь в них, можно было бриться, чем мой собеседник наверняка не пренебрегал. Впрочем, вполне возможно, что по молодости у него просто ничего не росло на лице. Или росло, но неопрятными клочками. У блондинов небритость плохо заметна. Хотя конкретно этого при должном воображении можно было назвать и рыжим. Правда, я его особенно разглядывать не стала. Убедилась, что это точно не Юрий Волков, и отвернулась. Не было у меня желания заводить новые знакомства, здесь бы со старыми разобраться.

— С чего это он древний? — возмутился подошедший. — Эта модель только в прошлом году начала выпускаться.

Наверное, это друг Юрия. Иначе с чего бы ему так переживать за чужую машину? Но обида была искренней и требовала хоть какой-то реакции с моей стороны.

— Извините, я совершенно не разбираюсь, — примиряюще сказала я. — Но она очень красивая. Вся такая блестящая…

— Блестящая, — передразнил он меня, — что бы вы понимали. Там четырехступенчатая коробка передач.

— Оу, — неопределенно протянула я, не зная, насколько это должно было меня впечатлить.

Сделала я это совершенно зря, поскольку юноша посчитал это авансом и разразился восторженной речью по поводу особенностей современных автомобилей, из которой единственное, что я поняла: четырехступенчатая коробка — предмет гордости владельца и зависти тех, кому такое счастье не досталось. Ни Оленьки, ни Юрия пока не было, поэтому пришлось делать вид, что выслушиваю лекцию, и периодически восхищенно округлять глаза, поскольку от меня даже междометий не требовалось. На самом деле мыслями я была весьма далека от отечественного автомобилестроения. Я ужасно нервничала перед встречей с братом Оленьки, с которым у меня что-то было. Или не было. В любом случае я ничего не помнила и не знала, как правильно себя вести. Почему-то казалось, что если что-то было, то он непременно бы меня навестил. Или все дело в том, что я ничего и никого не помню, о чем его известила сестра?

— Болтаете? — радостно спросила подошедшая Оленька. — Николай, как тебе не стыдно заставлять нас ждать. Лизанька еще плохо себя чувствует.

Она взяла меня под руку и сурово посмотрела на… брата? Господи, и почему я решила, что тот брат, что за мной приедет, — именно Юрий Волков? Там же в семье из Волковых только один сын. Остальные — Хомяковы, и их куда больше.

— Я отошел только за газетой, — начал оправдываться Николай, похлопал ею, сложенной в трубочку, по голенищу, не иначе как в знак доказательства своих слов, и сразу перешел в нападение: — А тебя мы уже ждем намного больше.

Как-то так перешел, что я сразу заподозрила, что Оленька на самом деле никуда не отходила, а подглядывала из-за угла, надеясь, что мы с ее братом скорее найдем общий язык в ее отсутствие. На подругу я посмотрела с суровым укором, но она ничуть не смутилась.

— Можно подумать, ты скучал, — фыркнула она. — Поди надоедал Лизе рассказом о своем замечательном приобретении.

— Она неудовольствия не выражала.

— Разумеется. Лиза — воспитанная девушка, — припечатала Оленька. — И ты этим подло воспользовался, поскольку дома тебя никто уже слышать не может.

— Я развлекал твою подругу в то время, как ты шлялась неизвестно где, — припечатал Николай. — И вместо извинений и благодарностей с твоей стороны вижу неоправданные нападки.

Вид при этом он принял необычайно страдальческий, словно с его стороны было огромной жертвой посвятить меня в сложности коробок передач.

— Почему это неоправданные?

— Потому что, — отрезал он. — И вообще ради помощи тебе я отложил свои дела. Важные, между прочим.

— Право слово, не стоило, — вмешалась я. — Уверена, мы с Оленькой прекрасно дойдем сами, как я ей и предлагала. — Более того, я уверена, что за то время, что ругаются брат с сестрой, мы бы уже дошли до их дома. — Извините, Николай, за беспокойство.

Я потянула подругу за рукав, но она словно вросла в мостовую.

— Он нас пообещал довезти, — уперлась она. — И что теперь? Скажут, что Хомяковы не держат слово?

— Хомяковы слово держат, — Николай зло распахнул дверцу рядом с передним сидение. — Прошу вас, Лиза.

Последнее он почти прорычал, словно лев в прерии, я испуганно метнулась в машину и, уже когда села, поняла, что лучше было бы устроиться сзади, рядом с Олей. Но, как выяснилось, ее брат усаживать вообще не собирался: лихо запрыгнул на кресло водителя и тронул с места, ехидно бросив сестре:

— Я обещал довести твою подругу, а не тебя.

Машина покатила не слишком быстро, но все же недостаточно медленно, чтобы Оленька могла нас догнать, не срываясь на бег. Впрочем, она и не попыталась, а физиономия у нее не сказать, чтобы была разочарованная, что сразу навело на мысль, что в этом и заключался тайный Олечкин план по увлечению ее брата и меня друг другом. Действовать в соответствии с ним я не собиралась.

— Николай, немедленно остановитесь, — потребовала я.

— Я обещал вас довести и довезу, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Если вы не остановитесь, я выпрыгну из машины.

— Вы мне показались довольно разумной особой, — укоризненно сказал он, и не подумав меня послушать. — Вы же можете переломаться. Или вообще свернуть шею.

Пришлось зайти с другой стороны:

— А вы не думаете, что меня компрометируете? Проедете еще пару метров — и ваша сестра заявит, что вы меня похитили и теперь обязаны жениться.

— Что? — не иначе как от неожиданности он все-таки затормозил, и, обернувшись, я с облегчением увидела, что Оленька меня не бросила и сейчас быстро идет к нам, воинственно размахивая руками. — Кто меня может обязать жениться на подруге сестры?

— Кроме того, что я подруга сестры, я еще одинокая красивая девушка. Если вы не заметили, ваша сестра уже не маленькая девочка.

— Да? — поразился Николай.

— Да, — твердо ответила я.

Он повернулся и стал недоверчиво меня разглядывать. Захотелось срочно поправить, если не прическу, которая была весьма проста, то уж бант, увенчивающий косу, точно. Но я сдержалась и лишь вызывающе посмотрела. Если уж для его старшего брата я девушка, то для него и подавно. Впрочем, фотографию мне могли подарить и как восторженной подруге сестры. Как же плохо ничего не помнить!

— А ведь точно, Лиза, вы выросли, — заявил он с таким видом, словно намеревался сказать, что я себе безбожно льщу, и лишь в последний момент передумал. — И все-таки вы остаетесь подругой моей сестры.

— Кому это когда мешало, — возразила я. — Для Ольги это будет еще и дополнительным аргументом.