Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Претензии? В том-то и загвоздка, что вам сложно предъявить претензии, — с оттенком сожаления произнес Петрушак.
Жиган не удержался, чтобы не съехидничать:
— Это почему же? Мне казалось, в вашем ведомстве и к телеграфному столбу могут придраться.
Шутка пролетела мимо ушей ставшего угрожающе серьезным следователя. Он насупился, демонстрируя высшую степень озабоченности, и, тщательно подбирая слова, начал излагать:
— Вы, уважаемый, прямо фантом какой-то. Вроде существуете в материальном измерении, а вроде и нет. Я побеседовал с вашими деревенскими соседями. Очень милые, простодушные люди. Но ничего конкретного о вас они не сообщили.
— Что же мне… с дедками на завалинке личную жизнь обсуждать? — парировал Жиган.
— Нет, но согласитесь, странно. Человек появляется ниоткуда, ничем определенным не занимается, ни с кем не общается. Человек без прошлого… Вы кто по специальности? Где работали?
Вопросы сыпались, словно горох из дырявого мешка.
Въедливость следователя могла обернуться для Жигана крупными неприятностями. Его прошлое, со многими темными и светлыми моментами, не всегда вписывалось в рамки закона. Любой сотрудник правоохранительных органов мог бы выставить ему солидный счет. Поэтому Жиган старался не дразнить эту профессиональную ищейку с рыбьими глазами.
— У меня много специальностей.
— Профи широкого профиля, — хмыкнул Петрушак.
— Именно… Сейчас временно не работаю. Общаюсь с природой. Восстанавливаю жизненный тонус. Размышляю на досуге. Ничем предосудительным, противозаконным не занимаюсь. Кстати, можете осмотреть мое скромное жилище. В подвале арсеналов не держу. Маковую соломку на печке не сушу. Даже самогонного аппарата не имею.
Следователь расхохотался, похлопывая себя по коленам:
— Просто Лев Толстой в Ясной Поляне Траву по утренней зорьке не косите? Или предпочитаете капусту рубить? А может, пишете по ночам философские трактаты или мемуары. Было бы любопытно ознакомиться.
— Сочинительством не увлекаюсь, — покачал головой Жиган.
— Жаль.
Следак принялся перебирать бумаги. Вытаскивал их из папки, что-то подчеркивал и прятал обратно. Протокол допроса не вел. Это не ускользнуло от Жигана.
«Значит, ничего не придется подписывать. Это хорошо. Каждая бумага сейчас может обернуться приговором. Кажется, у этого слизняка на меня ничего нет. Давит понты. Хочет взять на испуг. Отыскать свидетелей моих прошлых деяний не так-то просто. Многих уже нет в живых. А те, кто еще здравствует, умеют держать язык за зубами. Скорее дадут показания дьяволу, чем ментам. Так что, Геннадий Семенович, хрен ты ознакомишься с биографией задержанного в полном объеме» — пришел к выводу Жиган.
Покончив с сортировкой бумаг, следователь как бы между прочим поинтересовался:
— Что за конфликт с сокамерником у вас получился?
— Немного повздорили.
— Он заявление написал. Потребовал медицинского освидетельствования на предмет нанесения ему тяжелых физических увечий, — вкрадчиво произнес Геннадий Семенович. Это был явный шантаж.
Скрытую угрозу повесить статью Жиган истолковал по-своему. Он чувствовал, что седой прапорщик не станет его топить и не позволит этого молодому.
Не сдержав улыбки, Жиган ответил:
— Он со шконки свалился. А ковра в камере нет. Может, разбился при падении. Когда его надзиратели из камеры забирали, мы вполне мирно беседовали. Никто нас не разнимал, и свидетельствовать против меня некому.
Веки следователя пришли в движение. Казалось, в глаза ему попал песок. Так бывает у страдающих тиком в минуты нервного перевозбуждения.
«Надо сбавить обороты. Не дразнить быка красной тряпкой. Этот малый психованный Не умеет держать себя в руках», — подумал Жиган
Продолжая моргать, словно филин, попавший на солнце, Петрушак решил выложить главный козырь, разрушить железобетонное спокойствие задержанного. Достав из папки паспорт, он бросил его на стол.
— Документ ваш вызывает сомнения. Не выточная ли ксива? — проскрипел следак.
Пара красных глаз впилась в Жигана.
«Блефуешь, парень. Эту ксиву такие мастера сварганили, что тебе и не снилось. Они «Мону Лизу» до точечки скопировать могут. Ни один специалист не отличит. И по всем реестрам паспорт пробит, как надо. Хотя… хотя даже у самого опытного мастера может дрогнуть рука».
Он ничем не выдал себя Детальная экспертиза документа требовала достаточно много времени. Без санкции прокурора на арест его не могли столько держать. Значит, есть шанс выйти на свободу. Но что-то подсказывало Жигану: этот въедливый следователь просто так от него не отстанет.
На вопрос он ответил в соответствии с выбранной тактикой: на провокации не поддаваться, страха не показывать, перед ушлым следаком не лебезить:
— Извините. Блатному жаргону не обучен. Если паспорт вызывает сомнения, проверяйте.
Петрушак потер виски. Допрос не клеился. Вдобавок донимала удушливая жара. Пот стекал по спине у следователя, скапливаясь где-то ниже поясницы. Внезапно Геннадий Семенович почувствовал отвращение к работе. Не в пример другим, бравшим от жизни все, он вечно корпел над делами, стараясь угодить начальству, и отказывал себе в удовольствиях.
«Копаюсь в дерьме. И так будет до скончания века. Годам к пятидесяти дам дуба от инсульта или инфаркта. Похоронят за казенный счет, и все… Звиздец! А жизнь прошла мимо», — с тоской размышлял следак.
От нахлынувшей жалости к себе, любимому, Петрушак поморщился, как от зубной боли.
— Не хотите сотрудничать со следствием? — промямлил он.
Жиган улыбнулся:
— Напротив. Горю желанием.
— Хохмите… Ладно. Я с вами еще поработаю, — вяло пригрозил следак.
— Валяйте, — откровенно грубил задержанный.
Вызвав конвоиров, Геннадий Семенович приказал:
— В камеру голубчика.
Когда задержанного увели, Геннадий Семенович ощутил полнейший упадок сил. Он долго сидел, тупо уставившись в стену. Наконец, выйдя из ступора, собрал бумаги в портфель и, решив, что на сегодня хватит, отправился домой.
Усталой походкой замученного непосильным трудом пахаря следователь пошаркал по коридорам, вяло отвечая на приветствия сослуживцев. Унылые мысли змеиным клубком ворочались в разболевшейся голове. Больше всего ему хотелось сейчас достать из холодильника запотевшую бутылку водки, соорудить несколько бутербродов и, забравшись в ванну с прохладной водой, хорошенько нарезаться.
Уже у выхода к следователю подскочил дежурный, рослый сержант, и отрапортовал громовым голосом:
— Товарищ следователь. К вам пришли.
Глава 4
Председатель крупной страховой компании Владимир Петрович Колесников имел за плечами богатый жизненный опыт. И, как у всякого предприимчивого человека, начинавшего еще при советской власти, у Колесникова были нелады с законом. В году этак восемьдесят третьем его, директора автоколонны, расположенной в Твери, обвинили в каких-то махинациях…
Машины каждый год отправлялись на уборку зерновых в Казахстан. Водилы возили на элеваторы зерно и неплохо заколачивали. Кое-что перепадало и директору предприятия.
Но аппетит приходит во время еды.
Взяток Владимиру Петровичу явно не хватало. Не то чтобы он отличался жадностью. Нет. Просто скромные подношения от откомандированных трудяг казались чересчур пошлой формой пополнения личного бюджета. А Владимир Петрович любил фантазию и размах. Его далекие предки