– Перевести Важа Пшавела?! Ни в коем случае! Просто сама работа утратит смысл и содержание!

Он отказался от ученой степени без каких-либо мучительных сомнений. Диссертацию он разделил на три части, доработал и издал три книги в Грузии.

Отец несколько раз причастился перед смертью, это было три года назад, он уже не мог ходить, причастился и сказал:

– Чудо настоящее! Сколько энергии дает!

Помню, когда я была маленькой, отец собрал деньги себе на пальто. Но пришли друзья, и он сразу направился к тому месту, где лежали эти деньги, чтобы купить все для угощения гостей.

– Что ты делаешь?! – удивилась моя мама Нино (фамилия ее – Обгаидзе).

– Ничего, – сказал он спокойно, – куплю потом короткое пальто, ты не беспокойся!

И застолья устраивали незабываемые! В нашем доме повсюду были книги, очень много книг, а мебель была только самая необходимая. К приходу гостей стол всегда накрывался, а у меня была маленькая скамейка, я ставила ее в угол, садилась и слушала взрослых с упоением. Как они общались! Это настоящее искусство!

Известно, что на Востоке на базаре для человека главное – не торг, а общение, сам процесс диалога, находчивость, остроумие, эрудиция, знание, поэзия. Нечто похожее можно сказать и о грузинских застольях, это в первую очередь – открытое общение. У нас на столе никогда не было водки, всегда пили вино. Но и вино не имело для отца особенного значения, главное в застолье для него было общение с близкими людьми, взаимное обогащение[18].

Но такие теплые традиции существуют не только в Грузии. У меня в Москве есть близкие друзья. Помню, приехала к ним, а там компания. Одна женщина рассказала о том, что кто-то попросил ее купить дорогие театральные билеты, но так и не вернул ей деньги; все сидели за столом, пили чай и живо обсуждали эту тему. И как же это было виртуозно! Как наше застолье, честное слово! Дружеская помощь выражалась и в подбадривающих шутках, и в образных историях, и в готовности скинуться всем, чтобы сразу же решить ее проблему.

К сожалению, после 1998 года я в Москве больше не была.

Когда там в 2002 году произошел захват заложников на мюзикле «Норд-Ост», я четыре дня из дому не выходила, сидела перед телевизором, не могла оторваться, настолько близко к сердцу приняла эту трагедию. А когда вышла, надела дубленку, потому что в Москве ведь было уже холодно, а у нас еще тепло – настолько я вжилась в эту боль. На меня на улице смотрели, словно на сумасшедшую.

Я училась в Тбилисском государственном университете (ТГУ), на факультете востоковедения. Наша грузинская школа востоковедения была классической, нам преподавали древние языки. Помню, когда к нам приехали студенты из Азербайджана и узнали, что мы переводили персидский эпос «Шахнаме»[19], они просто были шокированы! В Армении и Азербайджане на факультетах востоковедения учились в основном мальчики, им преподавали исключительно современные языки, этих студентов курировал КГБ, чтобы готовить кадры на Востоке – разведчиков и переводчиков.

Нас на курсе было всего тридцать шесть человек. И треть группы хорошо друг друга знали: семьи общались, вместе в школе учились. Замечательный был курс! Тогда правительство за нами внимательно наблюдало, мы это чувствовали. Моим однокурсником был сын Звиада Гамсахурдия[20]. И остальные дети были из семей творческой свободолюбивой интеллигенции… А сейчас мои однокурсники сами появляются в правительстве.

Учеба была очень интересной, нам преподавали носители подлинной культуры. Какие лекции были, какие лекторы! Они могли прийти на лекцию и сказать:

– Одевайтесь, идем!

– Как это идем? Куда?

Мы садились в машину и ехали в гости к Ните Табидзе – дочери грузинского поэта Тициана Табидзе[21]. Табидзе – это близкая семья Пастернаков. И в этой удивительной семье мы могли постигать грузинскую поэзию начала двадцатого века, символизм – и сама Нита рассказывала нам живые истории о своем отце и его окружении.

Часто мы поднимались с преподавателями в некрополь на Мтацминда[22].

Летом, перед вторым курсом университета, я вышла замуж. Мне всего восемнадцать лет тогда исполнилось. Когда закончила университет, устроилась работать лаборанткой на свою кафедру. Родились дети, забот хватало, но свободное время все равно оставалось, родители помогали. Я продолжала много читать, встречалась с друзьями, но при этом всегда ощущала потребность в общественной деятельности. Еще до перестройки лекторы ТГУ открыли авторскую школу, где появлялись программы, ориентированные на национальную культуру, усиленно учили немецкий язык, следуя педагогическим принципам немецкого филолога Вильгельма фон Гумбольдта[23]. Такое событие можно было сравнить с диссидентством – настолько это выбивалось из привычных советских представлений о педагогике и изучении языков. По приглашению лектора Нино Рамишвили я целиком занялась преподаванием в этой школе и оставила ТГУ.