полудня, то есть с меня взяли от девяти утра до двенадцати, и начиная с двенадцати — за следующий день. Также и завтра: мне надо или выселиться до двенадцати или платить за новые сутки. Отдавать лишние деньги не хотелось из принципа, слоняться день по городу с чемоданами — тоже идея душу не грела. Пересидеть до поезда в лаборатории тоже не вариант — после определённого момента в помещении может быть только дежурная смена, в которую включаются только штатные, полноправные, сотрудники — это я ещё в первую неделю из нормативных документов запомнил. Может быть, вещи можно оставить в академии?

Побежал обратно, сперва обошёл лицевую сторону, потом пришлось лезть на изнанку. Оказалось, есть такая услуга — при общежитии можно арендовать кладовку на каникулы. Опять бежать в гостиницу, там заодно пообедал — пусть невкусно и дорого, а куда деваться? Посидел, подумал, запаковал так, перепаковал эдак — в итоге пришёл к выводу, что всё мне нужное в дороге удастся утрамбовать в саквояж плюс небольшой свёрток со сменной одеждой для купе.

Уставший и вспотевший от беготни и переживаний, я упал на кровать, чтобы немного перевести дух перед душем — и оказался туманном лесу. Богиня снова удостоила меня личной встречи⁈ Самой её на привычном месте не было, зато справа стоял какой-то пожилой мужчина, высокого роста, почти на голову выше меня, несколько грузный, бородатый и лысоватый, в странно выглядящей одежде. А это ещё кто⁈

— Ну же, вспоминай, можно! — услышал я у себя в голове знакомый голос Рысюхи и почувствовал увесистый подзатыльник мягкой, но тяжёлой лапой.

И я вспомнил…

Глава 6

Вспомнил и то, как Рысюха собирала меня из кусков, но и то, что рассказывал следователь про вселенцев, подселенцев и паразитов, после чего невольно вздрогнул и чуть-чуть отодвинулся от соседа.

Рысюха насмешливо фыркнула:

— Это даже в какой-то мере оскорбительно по отношению ко мне, но слишком забавно, чтобы обижаться.

И правда, что это я? Хранительница же не раз говорила, что мне ничего не грозит. В конце концов, она же знает и умеет несопоставимо больше, в сравнении с людьми.

— Я немного не так говорила. Я сказала, что тот, второй, тебе не сможет повредить, гарантировать отсутствие любых угроз я никак не могу. Может, тебе завтра ворона любимый костюм обгадит?

Рысь зевнула, потянувшись на своей лежанке.

— Ладно, шутки в сторону. Подходите поближе, разговор будет долгий. И не надо тут обиду строить — ну, повисел пару месяцев в стазисе, подумаешь, горе какое. Зато никто тебя не учуял, и глупостей вы двое почти не наделали.

— Два месяца в состоянии, как в начале тяжкого похмелья, когда не можешь понять, уснул ты или ещё нет, и что именно вокруг творится — это такая фигня, от которой и свихнуться можно! — пробасил дядька, подходя ближе.

Похоже, когда-то он был черноволосым, а потом начал седеть, но не начиная, скажем, с висков, или весь сразу, а словно каждый волос сам решал, быть ему чёрным или белым. В итоге он получился какой-то пегий, трудно определимой чёрно-белой масти, как дворовый кот, про которого так сразу и не скажешь, какого именно он цвета. От такого сравнения, пришедшего в голову, я невольно фыркнул, почти как Рысюха. И странным образом опасения мои в адрес мммм… соседа, что ли, окончательно развеялись с этим фырком.

Пегий покосился на меня недовольно — видимо, расценил моё фыркание как реакцию на свои слова, но промолчал.

— С момента нашей прошлой встречи кое-что изменилось, кое-что прояснилось и появились некоторые возможности. Во-первых, по вам двоим. Вариант, что заплатки «засохнут и отвалятся» как струпья — исключается, слишком вы двое похожи внутренне, слишком крепко поэтому ваши оболочки срослись и не отторгаются почти. Вариант слияния тоже не получается. Гость наш Юру слопать не сможет, не только из-за того, что я не позволю — у него нет ни возможности, ни активной воли, и то и другое — поскольку ядро души отсутствует. Юра гостя поглотить тоже не сможет из-за того, что сил души не хватает — там не только возраст втрое больше, но и опыта разнообразного тоже, даже не кратно, там о порядке речь идёт. Это как пытаться в стакане воды растворить ведро вина. Смешать-то можно, но результат немножко не тот будет. Только если наш гость сам решит прекратить имитацию существования и раствориться в основе.

— Что значит, «имитацию существования» и почему это «нет воли»⁈

— Как же с вами, смертными, трудно! Мало того, что ничего не знаете и не понимаете, так у вас нет даже возможности усвоить нужные понятия, более того — вам не передать без потери даже понятийный аппарат, при помощи которого можно осознать нужные смыслы! А ещё необходимость выражать всё словами! И при этом каждый — каждый! — требует объяснений и доказательств!

Рысюха раздражённо дёрнула ухом, но быстро успокоилась.

— Я же говорила: ядра души нет! Только внешние оболочки, и то не полностью. Ррррр… Воспоминания последнего перерождения, слепок личности — но только слепок, не она сама! Но этот слепок считает себя полноценным существом, причём искренне. И он… ммм… О, в понятиях гостя есть что-то отдалённо похожее! — похоже, богиня копалась в наших воспоминаниях, как бабуля в своём ридикюле, когда и как хотела.

— Этот слепок эмулирует эмоции и желания живого существа. Но действенной воли, которая идёт от ядра души, у него нет и быть не может. Слепок сумеет создать убедительную, для себя, имитацию желания что-то сделать, но исполнительный сигнал на реализацию желания не поступит — источника нет!

Я вообще потерял суть разговора, а вот сосед слушает внимательно и всё понимает, но, судя по лицу, соглашаться не хочет. Ха, ещё бы не понимал, если все эти ругательные слова из его памяти вытащили!

— Имитация или нет, но поскольку я разницы между работой встроенного эмулятора и реальностью не вижу и видеть не могу — то для меня это равноценно и равнозначно.

— Не совсем. Например, семья. Ты помнишь про них, помнишь их самих. Твой слепок сознания понимает, что должен испытывать грусть — и создаёт её, как может. Но она отстранённая, приглушенная и возникает только тогда, когда ты о ней вспоминаешь. То есть, «испытываешь» только те чувства, о которых думаешь в данный момент, что должен их испытывать.

— Да ну⁈ Когда кое-кто из здесь присутствующих приложил свои лапы к тому, чтобы из нас двоих один пельмень сделать и мял меня, как тесто —