Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни о чем интересном, Повелитель, он пригласил меня на танец, — она впервые соврала Адриану.
— Не мне тебе указывать, но дам совет: держись подальше от моего брата, Персефона. Где он, там разрушение.
Персефона натянуто улыбнулась, а Бог поставил свою личную печать — белоснежную луну. Она присела в реверансе, и спешно покинула тронный зал, лишь бы Повелитель Хаоса не разглядел в ее глазах ложь.
Селена сидела на троне, угрюмо выслушивая Адриана, который яростно жестикулировал руками, косил взгляд на спокойное лицо Ниалла и шипел точно змея:
— Кто — то посмел пробраться в мое хранилище и украсть ключ.
— Как они только посмели? — театрально ахнул Ниалл, чем вызвал укоризненный взгляд сестры, а Адриана чуть не привел в бешенство.
— Тебе смешно, Ниалл? Веселишься? Ну конечно, ты же всего лишь советник, дела Повелителей тебе больше недоступны.
Это была пощечина. Ниалл еле сдержал свой порыв накинуться на брата с кулаками. Вместо этого прикусил язык и презренно отвернулся, скрывая свой потемневший от ярости взгляд. Он не должен обращать внимание на лаяние собаки.
— Еще что — то пропало? — поинтересовалась Селена.
Адриан кивнул:
— Преступник, что устроил заговор против меня месяц назад. Благо, мои солдаты успели его ранить. Увы, на посту были новенькие, они еще не до конца овладели Хаосом, а потому ранили его мечом, но он каким — то образом исчез. Я лично шел по кровавому следу, но тот оборвался солнечной нитью. Его ждала смертная казнь.
— Вздор! Зачем ты магу Света понадобился? Мой народ никогда бы до такого не опустился. У меня ни одного преступника не было, не считая твоей подружки, — возразил Ниалл.
— Ниалл, спустись с небес на землю, наконец! Это в твоем идеальном мирке не было преступников, а когда тебя забрала Царица, люди точно с ума посходили, — раздраженно махнул рукой Адриан.
— Ниалл прав, Адриан, при его правлении преступности действительно не было. Народ его боялся и уважал.
Ниалл горделиво выпятил грудь, а Адриан кивнул:
— Боялись может быть, но уважать? Не думаю. Уважают сильных, а не тех, кто любит применять насилие.
— Ну — ну, то — то я смотрю, стоило такому сильному и не жестокому как ты появиться, и преступность возросла стократно. Наверно, так уважают тебя, братец, что решили отсечь твою дурную голову и поместить ее в моем замке. Как трофей.
Адриан мрачно перевел на брата взгляд, стиснув зубы. Селена, почуяв тяжелый запах пепла, что оседал в легких, заверила:
— Мы найдем его, Адриан. Я отправлю лучших ищеек отследить нить, что он за собой оставил. Маги изучат кровь, быть может кого — то узнают.
Адриан кивнул, посмотрел на брата взглядом, способным убить, и сказал:
— Если это твоих рук дело, Ниалл, я лично попрошу Царицу упечь тебя назад.
— Ты меня больше не интересуешь, — холодно и гордо произнес Повелитель Света, — И если бы это был я, поверь, так легко бы мой человек не сдался.
Селена закатила глаза. Все-таки огромной ошибкой было привести обоих братьев на собрание. Они еще не готовы даже в одном доме находиться, не говоря уже о небольшом помещении. Когда Адриан ушел, плечи Ниалла заметно расслабились. Он повернулся к Селене и задал вопрос:
— Как часто я должен посещать подобные слушания?
— Ты свободен и волен делать что пожелаешь. Если тебе нужно отлучиться, то иди.
Ниалл кивнул. Отлучиться — это мягко сказано. Его ждало путешествие к Снежной долине прямиком в пещеру Нефритовой Арфы. Ниалл колебался, стоило ли Селене задать вопрос. Он прикусил губу, а потом решился:
— Селена, что ты знаешь о Нефритовой Арфе?
Богиня если и выглядела удивленной, то постаралась это скрыть, лишь отвела взгляд и тихо сказала:
— Немногое. Я пользовалась ей однажды, когда помогла тебе упечь Адриана. Арфа напомнила мне кто я есть.
— И как ты заставила ее петь? — спросил Бог.
Селена покачала головой:
— Каждый должен разгадать ее на месте, Ниалл. Ты хочешь воспользоваться артефактом?
Ниалл поднялся и, ничего не ответив, вышел из тронного зала. Селена проводила его задумчивым взглядом. Во что же Ниалл втянул себя на этот раз?
Повелитель Света зашел в свою спальню и взгляд лазурных глаз тут же наткнулся на перьевую ручку, подаренную ему дочерью. Он нежно коснулся корпуса, погладил выпуклую надпись, обозначающую его имя. Он ни разу так и не навестил дочь после возвращения. Ниалл посмотрел в зеркало долгим задумчивым взглядом. Ему вдруг пришло осознание, что за эти пару дней он ни разу не вспомнил о Катрин. Закрывая глаза, он больше не видел ее упругих рыжих кудряшек, зелени глаз, кокетливого взмаха ресниц, забыл какие на вкус были ее губы, какими нежными были руки. Теперь он, закрывая глаза, вспоминал аромат черники Хаосовой девчонки. Проклятье! Околдовала ягодным запахом, помутила рассудок. Он ведь в потайной ход пошел, потому что учуял ее там. И откуда только девчонка узнала об этом? А когда он увидел, как Персефона завороженно наблюдает за двумя любовниками, ему захотелось взять ее прямо там, в такт чужим разгоряченным телам. И как нестерпимо зудели губы, возжелавшие ее. И он не сдержался, коснулся зефирной кожи на шее. Проклятый пепел! Он выбил всю почву из-под ног, заставил трусливо сбежать. Зато догадка оказалась верна: на вкус кожа Персефоны действительно сладкая. Если бы не личные убеждения не иметь дела с народом брата, одним поцелуем их вечер бы не ограничился. Ниалл даже захотел перейти через себя, почувствовать горячую плоть, остудить свой пыл и забыть о ней, чтобы больше не смела врываться в его разум своими небесно-голубыми глазами и черничным ароматом.
Коснувшись нити Света, Ниалл переместился в комнату дочери. Кровать была идеально заправлена, а возле нее в большой вазе стоял пышный букет рубиновых роз. Он любовно коснулся бархатных лепестков подушечками пальцев, перевел взгляд на книжный шкаф, где под стеклом стояла картина: Ниалл улыбался, держа ладонь на заметно округлившемся животе Катрин. Горечь, точно гниль на сочном фрукте, заставила Ниалла поморщиться и отвернуться. Дочь приходила к нему и забрала самое ценное — запечатанные навеки воспоминания, рожденные из хаотичных мазков масляных красок и магии Солнца. У него защемило сердце. Поселив в нем ледяной осколок, Ниалл забыл о самых важных вещах — любви к самым близким. И лед замораживал самые глубокие чувства, превращал их в скульптуры. А теперь, капля за каплей, чувства будто оттаивали из многолетней ледяной клетки, куда Бог их заточил.
Щелкнул замок