бросают мужа и детей, неделями живут в Германии, нанимаются за гроши уборщицами, чтобы прокормить семью или заработать на лекарства. И строители, к которым в Германии относятся с высокомерием. Они будут страшно рады пообщаться ради разнообразия с вежливым немцем». За девять часов избалованные пижоны, вроде меня, успевают пересечь глобус. А здесь маршрут проходил через Коттбус, Вроцлав, Катовицы и промежуточные остановки у одиноких заправок. В общем-то Краков не так уж далек от Берлина. Но я всю ночь не смыкал глаз. Во-первых, потому, что сиденье было слишком неудобным. Во-вторых, потому, что дорога после Коттбуса явно нуждается в ремонте и вас трясет, как в шейкере для коктейлей. В-третьих, потому, что меня интересовали разговоры в салоне маршрутки. Никакой поезд, никакой самолет не создает у пассажиров такого чувства общности, как ночной рейс в автобусе. Здесь нет бизнесменов, прячущих лица за развернутыми газетами, и бездельников, сосредоточенно терзающих клавиатуры ноутбуков. Зато здесь едут описанные Штефаном дамы с огромными брезентовыми тюками, сшитыми из тентов для грузовиков.

Впрочем, в таких поездках пассажиры не просто проходят на свое место. Здесь вежливо представляются попутчикам, делятся опытом и беседуют всю ночь напролет. Позади меня сидела группа шведских студентов, возвращавшихся с экскурсии в Освенцим, и молодая дама из Украины. Студенты самым очаровательным образом заигрывали с украинкой, хотя она в каждой третьей фразе упоминала о своем бойфренде в Берлине, успешно пресекая попытки более серьезного сближения. Вопрос, чем она профессионально занимается в Берлине, дама проигнорировала, но сообщила, что мечтает устроиться на работу продавщицей. Через некоторое время компания поддатых, пропахших табаком мужчин развернула пакеты с хлебом и колбасой и стала угощать друг друга бутербродами. Как сказано выше, о том, чтобы соснуть часок, не могло быть и речи. Наконец-то я снова совершал путешествие, где вместо скверного кофе отведал немного смирения. От попутчиков-земляков в самолетах то и дело слышишь: «Какая наглость!», а в заграничных рейсах: «Outrageous!» («Возмутительно!»). От моих ночных попутчиков из польской маршрутки в памяти сохранилось слово: «Dziękuję!» («Спасибо!»).

Не скрою, по прибытии в Краков я засыпал на ходу. А чего другого следовало ожидать после такой поездки по Европе? Кто сказал, что путешествие непременно должно быть комфортным? В Берлин я возвращался на удобном самолете польской авиакомпании «ЛОТ». Хотя мы, разумеется, прибыли с опозданием, обратный рейс не обогатил меня опытом, достойным упоминания. Варшавский аэропорт, который всего несколько лет назад был типичным сооружением Восточного блока в стиле советского барокко, теперь ничем не отличается от терминалов в Штутгарте или Осло: киоски «Старбакс», филиалы «Макдоналдс», зона дьюти-фри. Я снова оказался в толпе деловых людей, с их очень-очень важными физиономиями, и наглых «частотников». Это особый сорт часто летающих в командировки функционеров. Они принципиально лезут вперед, воспринимают малейшее опоздание как нарушение письменно зафиксированных ООН прав человека и считают себя вправе срывать дурное настроение на наземном персонале любой авиакомпании.

В Лондонском аэропорту Хитроу появились щиты с объявлением, что в рукаве безопасности хамское поведение нетерпимо и бранить персонал воспрещается. В сущности, эти щиты и есть примета времени, грозное предупреждение, что эра «частотников» подходит к концу.

Так что наше поведение в воздухе придется скорректировать. Не угодно ли вернуться в прошлое, в эпоху гламурных перелетов на аэропланах компании «Пан-Американ»? Недавно мне попались на глаза их старые рекламные брошюры. Авиаперелет должен снова стать именно таким. Хочу сидеть в ресторане аэропорта за столом с белой накрахмаленной скатертью, и чтобы на ней красовалась ваза с розочкой. Хочу, чтобы меня обслуживала стюардесса в синей униформе с умопомрачительно высокой прической. Хочу, чтобы в салоне самолета сидели дамы в элегантных дорожных костюмах, а господа читали газеты. В ту эпоху люди, отправляясь в полет, заботились о своей одежде. Нынешние пассажиры летают в растянутых тренировочных костюмах или, что еще хуже, в шортах, четко обрисовывающих гениталии. Думаю, что напоминание о времени, когда полет был чем-то из ряда вон выходящим, — самая неотложная задача по защите окружающей среды. Экономист и радикальный эколог Нико Паэх, сторонник концепции антироста, совершенно справедливо замечает, что воздушные перелеты — декадентская роскошь. И я требую, чтобы их снова признали таковой.

В наше время авиаперелеты — дело довольно опасное, и виноваты в этом два человека. Оба, конечно, британцы. Один из них, Ричард Рид[30], попытался в подошвах своих ботинок пронести на борт самолета взрывчатку. Произошло это в 2001 году. С тех пор аэропорты подвергают нас унизительной процедуре разувания. Другой британец, Джон Мюррей, в 1836 году опубликовал первый путеводитель. Он был одним из создателей напасти, которая сегодня называется индустрией туризма. И он же изобрел «звездочную» систему оценки гостиничных и прочих услуг. Теперь эти звездочки мозолят нам глаза во всех приложениях, будь то Amazon, Qype или Uber. Он втемяшил нам идею, что каждый вправе помечать звездочками все что угодно, а вскоре, возможно, и кого угодно.

Изобретение системного туристического бизнеса произошло во время промышленной революции. Он отвечал потребности пролетариата бежать куда глаза глядят из зловонных городов и индустриальных центров Северной Англии. До этого туристами были только праздные английские аристократы, младшие братья наследников фамильных состояний. Не найдя своего призвания ни в семье, ни в церкви, ни в дипломатии, ни в армии, эти бездельники в коротких штанах попирали руины греческих храмов. Но туризм стал массовым только тогда, когда появились промышленные города. Началась такая безжалостная эксплуатация древностей, что теперь мы не знаем, как ее избежать.

Первым в мире предпринимателем в сфере туризма был Томас Кук, баптистский проповедник и сторонник трезвости. Он начал устраивать для рабочих из промышленных городов экскурсии в сельскую местность. Приглашал английский пролетариат на пикники с марширующими оркестрами, чтобы хоть на некоторое время удержать его от выпивки. В долгосрочной перспективе этот благочестивый проект, как известно каждому, кто побывал на Майорке, с треском провалился.

Концерн Томаса Кука был основан с самыми благими намерениями, но последствия его были ужасны. Возможно, крах концерна ровно через 180 лет, в 2019 году, — это сигнал «Стоп!», и к нему следует отнестись серьезно. Уже в год смерти Кука (1892) внимательные наблюдатели догадывались, что, создав массовый туризм, Кук породил на свет монстра. В почтительном некрологе, опубликованном газетой «Таймс», отчетливо звучит снобистская интонация: «Мы желаем фирме, гарантирующей все удобства, каким-то образом способствовать возвышению духа и исправлению манер путешественников».

Вскоре стало очевидным, что выведена новая порода человека, жалкое чудовище — турист. Слово «турист» стало синонимом самодовольного обывателя, тупого невежи. Он невежественней даже дурачка, которого играет Герхардт Полт в