1928 года партийное собрание Военно-политической академии приняло резолюцию, в которой говорилось о падении активности партийных организаций и политических органов в войсках, умалении роли партийных органов. По мнению толмачевцев, введение единоначалия вело к отрыву командных кадров от рядовых красноармейцев и насаждению нравов старой армии — фельдфебельщины и муштры в подготовке красноармейцев.

Секретарь парторганизации академии говорил:

— Практика введения единоначалия показывает, что оно внедряется наспех. Ты командир, ты коммунист, ну и будь единоначальником! Не посмотрят на то, достоин ли он занять такую ответственную должность, как должность руководителя политической жизни части, а механически соединяют в лице командира-коммуниста и политработника, даже когда он не приспособлен к такой работе.

То же самое говорилось на Московской гарнизонно-губернской конференции военных ячеек, совещании гарнизонного актива в Харькове, совещании комиссаров и секретарей партийных организаций военно-учебных заведений и соединений ленинградского гарнизона.

23 мая большое совещание руководящего политсостава прошло в Белорусском военном округе. Белорусская резолюция в значительной степени повторяла толмачевскую.

И главное — всеармейское совещание секретарей партийных ячеек поддержало толмачевцев.

Ворошилову о настроениях среди политработников доложили чекисты — особый отдел ОГПУ. Нарком счел это выражение недовольства со стороны политработников недопустимым.

В Ленинград отправился начальник политуправления Красной армии Бубнов. Он выступал перед слушателями Военно-политической академии, внушал им, что нельзя противопоставлять командный состав политическому. Резолюцию партсобрания академии запретили распространять в войсках.

Ворошилова же больше задела белорусская резолюция, потому что она ставила вопрос о компетентности военного руководства и сигнализировала о насаждении очковтирательства и фельдфебельщины в войсках. Это нарком воспринял как личный выпад. Он вызвал к себе руководителей политорганов Белорусского военного округа и разговаривал с ними жестко:

— Вы бросаете неслыханные обвинения руководству Красной армии. Вы хотите сказать, что вами руководят люди, которых нужно сажать... Либо вы увлекаетесь, либо положение в армии катастрофическое.

Второе предположение Ворошилов решительно отвергал. Он потребовал наказать политработников, осмелившихся критиковать наркомат.

18 июня 1928 года майская резолюция совещания политического состава Белорусского военного округа была отменена.

Через неделю Ворошилов провел расширенное двухдневное заседание Реввоенсовета СССР, на котором толмачевцы и политработники Белорусского военного округа были осуждены. В данном случае наркома безоговорочно поддержали такие крупные военачальники, как Иероним Петрович Уборевич и Михаил Николаевич Тухачевский. Они оба недолюбливали политработников, считали, что политаппарат надо ограничить в правах.

Некоторые руководящие политработники лишились своих должностей, несколько человек уволили из армии.

Но в вооруженных силах с этим не все согласились. Крамольные резолюции нелегально распространялись среди руководящего состава политработников и встречали тайное одобрение. Армейское руководство знало об этих настроениях.

И сентября 1928 года начальник политуправления РККА Андрей Сергеевич Бубнов докладывал Ворошилову:

«Внутриармейская оппозиция в первом своем туре разбита. За душой у них ничего нет, кроме неудовольствий, довольно-таки нечленораздельных придирок и т. д. Платформа их — пустышка, орех со свистом, и больше ничего.

Питается внутриармейская оппозиция прежде всего теми неудовольствиями, которые накопились в политсоставе за «единоначальное» время. Примазываются и прикладывают к этому делу руку и такие персонажи, которые по случайности не оказались в троцкистской оппозиции (я в этом убежден)...

Нынешнее положение — все эти шушуканья, группировочки, переписочки, болтология, умалчивания и кривотолки, — совершенно нетерпимы, надоели до чертиков, и к началу будущего года надо все сие прекратить, дабы зимой заниматься делом, а не этим дерьмом...

«Мероприятия» я предлагаю следующие:

1) малейшие попытки подпольной работы (шушуканья по «лесочкам», петиционные кампании) карать без всякого снисхождения (при одобрении и поддержке ЦК, и чтобы об этом знали). Виновных взгреть, а по армии (спец, извещением) объявить.

2) Ряд людей, «бузотерски» настроенных, предупредить «басом», а ряд уже явно оголтелых передать в распоряжение ЦК...»

Ситуация в округах была разной. Киевский военный округ решительно выступил против оппозиции. Московский округ тоже. Ленинградский округ, куда входила и Военно-политическая академия имени Н.Г. Толмачева, колебался. Политуправлению не удавалось расколоть возмутителей спокойствия — толмачевцев, выделить среди слушателей академии «здоровое ядро».

Совещание в Среднеазиатском военном округе переросло в настоящую схватку. Там нашлись работники, которые не побоялись выступить против Реввоенсовета, а по существу — против ЦК партии.

19 сентября Ворошилов писал Серго Орджоникидзе:

«Положение в армии в связи с известной тебе «волынкой» белорусских работников все еще не улеглось. Единоначалие — вот гвоздь бузы. Политработник не хочет мириться с новым своим положением и пытается повернуть дело вспять. Сейчас нарастает недовольство комсостава (партийцев), который чувствует, что он в единоначалии получил не облегчение своего положения в работе, а дополнительную нагрузку недоразумений, склок, вылазок против себя, своих помощников и пр.».

Вопрос перешел в политбюро, которое осудило «внутриармейскую оппозицию». 30 октября 1928 года появилось постановление «О политико-моральном состоянии Красной армии». 1 ноября политбюро приняло еще и «Положение о военных комиссарах-единоначальниках и помощниках по политической части».

Вместо того чтобы обратить внимание на кризисные явления в армии, руководство партии и наркомата распорядилось подавить бунт и заткнуть рот недовольным. Всем коммунистам-военным было приказано осудить толмачевцев и белорусскую резолюцию, что и было выполнено. Большинство послушно поднимали руки, даже не интересуясь тем, что было записано в «криминальных» документах.

В эти годы наблюдался резкий рост преступности в армии, пьянство, очковтирательство, протекционизм. Казарменный быт рядовых красноармейцев был нищенским. Жизнь командиров, получавших крайне низкий оклад, немногим отличалась в лучшую сторону.

Выступая на окружной партконференции Белорусского военного округа, первый заместитель председателя Реввоенсовета Иосиф Станиславович Уншлихт признал:

— Насчет командного состава положение трагическое. Когда я буду говорить о самоубийствах, то покажу, что одной из причин является несомненно большой квартирный кризис для начальствующего состава...

На следующий год оппозиционерами занялось оргбюро ЦК, ведавшее кадрами. В феврале 1929 года появилось постановление «О командном и политическом составе РККА», в котором осуждалась «внутриармейская оппозиция 1928 года».

В начале марта оргбюро ЦК утвердило предложение Ворошилова демобилизовать некоторых слушателей Военно-политической академии имени Толмачева. Оппозиционеров просто выставили из вооруженных сил с волчьим билетом.

В академии сменили начальство. Новым руководителем Военнополитической академии назначили Александра Львовича Шифреса, заместителя начальника политуправления Ленинградского военного округа. В 1937 году армейского комиссара 2-го ранга Шифреса арестуют, в сентябре 1938-го расстреляют.

В январе 1938 года Военно-политической академии присвоили для верности имя В.И. Ленина и перевели в Москву.

В годы массовых репрессий в армии вспомнили и о том, что происходило в 1928 году.

Начальник политуправления Красной армии армейский комиссар 2-го ранга Лев Захарович Мехлис распорядился:

— Если сохранились участники антипартийной белорусско-толмачевской группировки, изъять до последнего.

Он приказал по старым спискам выявить тех, кто в 1928 году учился в Толмачевке и голосовал за «внутриармейскую оппозицию», сделать пометки в