Стая волков, сбившаяся на берегу. Загнанная в угол.

Нас травили. Мы бежали от них, призрачные серые тени, и падали, и драться было бесполезно.

Стая продолжала бежать к озеру.

А я остановился.

Это был совсем не тот лес, по которому я гуляла всего несколько дней тому назад, одетый в яркие краски осени. Это была непроходимая чаща, стена из тысяч темных стволов, которые в сумерках казались черными. Тогда я воображала, что меня ведет шестое чувство, но сейчас оно упорно молчало; все знакомые тропки затоптала толпа охотников в оранжевых бейсболках. Я совершенно запуталась и вынуждена была то и дело останавливаться и прислушиваться к крикам и хрусту сухих листьев под ногами охотников.

Когда я увидела вдалеке первую оранжевую бейсболку, огоньком вспыхнувшую вдали в сгущающихся сумерках, легкие у меня готовы были взорваться. Я закричала, но бейсболка даже не повернулась; ее хозяин был слишком далеко, чтобы меня услышать. Потом я увидела остальных: оранжевые точки, мелькающие там и сям между деревьев, медленно, но верно двигались в одном направлении. Производили оглушительный шум. Гнали перед собой волков.

— Стойте! — закричала я.

Я уже различала силуэт ближайшего ко мне охотника с ружьем в руках. Я устала, ноги у меня заплетались, но я все же преодолела разделявшее нас расстояние.

Он остановился и обернулся, изумленный, и стал ждать, когда я приближусь. Мне пришлось подойти практически вплотную, чтобы разглядеть его лицо; в лесу было темно, почти как ночью. Его лицо, пожилое и морщинистое, показалось мне смутно знакомым, хотя я не смогла вспомнить, где его видела. Охотник странно нахмурился; мне показалось, что вид у него виноватый, но, возможно, это была всего лишь игра моего воображения.

— Эй, что вы тут делаете?

Я заговорила и лишь тогда поняла, насколько выбилась из сил: язык отказывался мне повиноваться. Прошло несколько секунд, прежде чем я смогла перевести дух и выдавить:

— Вы... должны... остановиться. Там, в лесу, моя подруга. Она собиралась фотографировать.

Он пристально посмотрел на меня, потом кивнул на почти погруженный в темноту лес.

— Сейчас?!

— Да, сейчас! — ответила я, стараясь не сорваться на крик. На поясе у него я заметила черную коробочку — портативную рацию. — Вы должны связаться с ними и сказать, чтобы они остановились. Уже почти стемнело. Они ее не увидят.

Охотник мучительно долгий миг смотрел на меня, прежде чем кивнуть. Потом протянул руку, отстегнул рацию, взял в руку и поднес ко рту. У меня было такое ощущение, что все происходит как в замедленной киносъемке.

— Скорее!

От страха у меня болезненно сжималось все внутри.

Охотник нажал на кнопку.

Внезапно где-то неподалеку раздалось несколько выстрелов подряд. Это были не те негромкие хлопки, какими они казались с дороги, а грохочущий фейерверк, который невозможно было спутать ни с чем другим. В ушах у меня зазвенело.

Я вдруг ощутила какую-то непонятную отстраненность, как будто наблюдала за всем происходящим откуда-то извне моего тела. Я чувствовала, как невесть почему ослабли и подкосились колени, как отчаянно заколотилось сердце; глаза заволокло малиновой пеленой. Все было как во сне. Как в чудовищно отчетливом предсмертном кошмаре.

Во рту у меня появился настолько убедительный металлический привкус, что я потрогала губы, ожидая ощутить под пальцами кровь. Однако крови не было. И боли тоже. Только полное отсутствие всяких чувств.

— Там, в лесу, девушка, — сказал охотник в рацию, как будто не замечал, что часть меня умирает.

Мой волк. Мой волк. Я не могла думать ни о чем, кроме его глаз.

— Эй, барышня! — Голос был более молодой, и рука, сжавшая мое плечо, была твердой. — Вы что, с ума сошли? — строго продолжал Кениг. — Тут стреляют!

Прежде чем я успела что-либо ответить, Кениг напустился на охотника.

— Я слышал выстрелы. И уверен, что и в Мерси-Фоллз все тоже их слышали. Одно дело устроить нес это, — он кивнул на ружье в руках у охотника, — И совсем другое — выставлять это напоказ.

Я попыталась вывернуться из пальцев Кенига, он автоматически усилил хватку, но отпустил меня, когда осознал, что делает.

— Я видел тебя в школе. Как тебя зовут?

— Грейс Брисбен.

Охотник нахмурился, припоминая что-то.

— Дочка Льюиса Брисбена?

Кениг покосился на него.

— Брисбены живут тут неподалеку. У опушки леса.

Охотник махнул в направлении нашего дома. За черной массой деревьев его было не различить.

Кениг немедленно ухватился за эту информацию.

— Я провожу тебя домой, а потом вернусь и выясню, что с твоей подругой. Ральф, передайте им, чтобы прекратили отстреливать этих тварей.

— Мне не нужен провожатый, — заявила я, но Кениг все равно зашагал рядом со мной, оставив Ральфа разговаривать по рации.

Как только зашло солнце, резко похолодало, и щеки у меня начало пощипывать. Я чувствовала себя заледеневшей не только снаружи, но и изнутри. Перед глазами до сих пор стояла красная пелена, в ушах звенели выстрелы.

Я всей кожей чувствовала, что мой волк был там.

На опушке леса я остановилась и посмотрела на темную террасу. Весь дом казался мрачным, необитаемым, и Кениг неуверенно предложил:

— Может, тебя нужно...

— Я доберусь сама. Спасибо.

Он переминался с ноги на ногу, пока я не очутилась во дворе, а потом я услышала, как он бросился обратно в лес. Я долго стояла в тихих сумерках, прислушиваясь к далеким голосам в лесу и шороху сухой листвы на ветру.

Стояла я так, пока до меня вдруг не начало доходить, что тишина на самом деле не тишина, и я начала различать множество звуков. Я слышала, как крадутся в лесу звери и хрусткая палая листва переворачивается под их лапами. Слышала, как вдалеке на шоссе ревут грузовики.

И как кто-то часто и прерывисто дышит.

Я замерла. И перестала дышать сама.

Но судорожные вздохи не прекратились.

Я двинулась на этот звук, осторожно поднялась на крыльцо, болезненно морщась про себя, когда под моей тяжестью скрипела очередная ступенька.

Я почуяла его еще до того, как увидела, и сердце у меня оглушительно заколотилось. Мой волк. Тут сработал детектор движения, и террасу залил желтый электрический свет. Он действительно оказался там: не то полусидел, не то полулежал у стеклянной задней двери.

Я нерешительно приблизилась; у меня болезненно перехватило горло. На нем не было его роскошной шкуры, и он был обнажен, но я поняла, что это МОЙ волк, еще до того, как он открыл глаза. Эти желтые глаза, такие знакомые, распахнулись при звуке моих шагов, однако он не сдвинулся с места. Всю его шею от уха до отчаянно человеческих плеч покрывало что-то красное — жестокая боевая раскраска.