говорить, что весь МХАТ, во главе со стариками и Озеровым, болел за «Спартак», об этом знали все.

На Яншина даже была написана эпиграмма:

Скажу вам не тая,

Любой увидеть мог.

Артист в команде «Спартака»

Двенадцатый игрок.

И вот после спектакля Петкер проводит меня и дедушку за кулисы в гримерку к Озерову. Беру автограф и спрашиваю (дело было весной):

— Николай Николаевич, станем мы в этом году чемпионами?

Он отвечает:

— Должны непременно, такой сильной команды у нас не было с пятьдест шестого года.

Ну а дедушка толкает меня в бок и говорит:

— Спроси про «гопкинс».

Открываю рот, а Озеров говорит:

— Вот Петкер стоит, он как действующее лицо лучше расскажет.

Дело было вот в чем.

Группа народных артистов СССР — Петкер, Ливанов, Яншин, Грибов, Прудкин, Белокуров, Блинников и другие вытворяли такой фортель.

Где бы они ни находились, если кто-то из них говорил в присутствии другого: «Гопкинс!» — тот обязан был подпрыгнуть с этим словом.

Говорили они это везде: на репетиции, в МК партии, в ВЦСПС, в Кремле, везде, где можно и нельзя…

А что с ними можно было сделать? Великие старики!

Прознав про это баловство, вызывает их всех к себе одновременно Екатерина Алексеевна Фурцева, министр культуры СССР.

Дать пизды, так сказать, в профилактических целях, и в самый разгар пропиздрона Борис Николаевич Ливанов, папа «Карлсона» и «Шерлока Холмса», возьми да и рявкни:

— Гопкинс!!!

И что вы думаете?

С дружным криком…

— Гопкинс!

…все мхатовские старики взяли и подпрыгнули в кабинете у Фурцевой. Вот такие были великие болельщики у «Спартака»…

Был свидетелем еще одной истории с участием артистов и футболистов.

Зимой 1975 года, после награждения «Спартака» серебром, было еще и чествование в ЦДРИ.

Тогда была такая традиция — великие старики Грибов, Яншин, Станицын, Ливанов, Петкер, Прудкин, Белокуров и другие мхатовцы устраивали своего рода классный капустник с поздравлениями любимому клубу.

Но поскольку за нас болели еще вахтанговцы и многие другие московские театры, то такие вечера проходили в Центральном доме работников исскуств.

Так получилось, что сидел впереди, а зал-то небольшой, и рядом оказался фотокорреспондент газеты «Советский Спорт» — легендарный вратарь Хомич, герой английского турне 1945 года.

Команду поздравлял также Константин Иванович Бесков, он тогда возглавлял олимпийскую сборную и привлек в нее добрую половину состава «Спартака».

Хомича он подколол:

— Поздравь и ты тоже, но не так, как в Англии в 45-м.

Позже я узнал, что в 45-м году на экраны страны вышел фильм «Леди Гамильтон», успех был огромный. Американское кино про любовь, с Вивьен Ли и Лоуренсом Оливье в главных ролях.

И вот якобы на приеме в российском посольстве слово дали Хомичу.

Прием был по случаю окончания легендарного турне московского «Динамо» по Великобритании, ну Хомич маленько застеснялся, но вышел и сказал:

— Леди и Гамильтоны!

Переводчик взял, да и перевел:

— Лэдис энд Гамильтонс!

Англичане люди с юмором, поэтому смех стоял гомерический.

Вот такая была история про Хомича.

Спартаковские ветераны тоже любили пошутить. В конце 60-х годов довелось отдыхать в одном подмосковном доме отдыха со знаменитым спартаковцем Павлом Александровичем Канунниковым. Будучи желторотым пацаном, но уже вполне сформировавшимся «спартачом», слушал его рассказы о футболе 30-х годов, раскрыв рот.

Несмотря на огромную разницу в возрасте, довольно много времени проводили вместе. Однажды, собравшись с духом, спросил.

— Что у вас за фамилия такая интересная?

И получил лекцию по матчасти.

Оказывается, в 20–30-е годы была очень распространена практика смены имен и фамилий. Об этом в обязательном порядке давалось объявление в газету «Вечерняя Москва».

Рассказывал Канунников:

— Как сейчас помню, было такое объявление: «Иван Говно меняет имя на Альфред».

Но по поводу своей фамилии умолчал…

Но не все артисты любят «Спартак». Например, культурная столица и ее кумир Шляпа, он же Боярский.

Май 2006 года, аэропорт Пулково. «Бибики», болельщики, исторически близкие клубу, после победы над «бомжами» 4:1, расслабляются пивком в ВИП-зале.

Завидев Боярского, начинают дружно скандировать:

— Шля-па — пи-да-рас! Шля-па — пи-да-рас!

Дело в том, что накануне он дал интервью, где назвал всех спартаковских болельщиков ублюдками и быдлом.

Самый одиозный из них, с немереным ебалом, истошно и срываясь на фальцет, кричит:

— Шляпа, бля, иди сюда!

Проявив недюжинную сноровку, Шляпа со скоростью Бена Джонсона убегает в персональный депутатский сортир и скрывается там…

Это мои друзья!!!

Круг в парке «Сокольники»

В дни бурной молодости любимое место тусовок и развлечения местной молодежи.

Пройтись по Кругу летом, а зимой покататься на коньках на Кругу считалось делом отличным и очень нужным.

Там гуляли с девчонками, знакомились, там же проходили лютые драки возле питейных заведений, которых было на Кругу очень много.

Впрочем, дрались и просто так.

Преображенка против Сокольников.

В хрущевках, недалеко от парка, проживало много моих друзей.

Один из них, Спикер, про которого я подробно рассказал в своей третьей книге «Мы — чемпионы!», тоже жил там. И грех отдельно не рассказать про его родителей.

Папа, дядя Витя, имел погонялово Запой, ну тут, думаю, объяснять ничего не надо.

Маму, тетю Нину, среди местной молодежи и тоже за глаза все называли Злобиха.

Была она злая, как дворовый бездомный пес Шарик, и постоянно орала, как подорванная, абсолютно на всех, по поводу или без оного.

Хотя, по правде сказать, поводов таких было более чем достаточно.

Однажды тетя Нина выдает еще не успевшему залить с утра харю дяде Вите тридцать копеек и посылает его в булочную за хлебом.

Было лето, и Запой, в майке-алкоголичке и трениках, свисающих на коленках надутыми пузырями, направляется в сторону булочной на улице Стромынка.

Дело было утром, часиков в десять.

Я и все мои друзья-оболтусы, в том числе и Спикер, сидели на лавочке возле подъезда, и наши котелки варили — где бы взять денег на портвейн и чебуреки.

Но денег не было.

Не было и Запоя.

Вернулся дядя Витя только под вечер, пьяный в жопу.

На истошный вопль Злобихи распахнулись окна окрестных хрущевок, все соседи с интересом ждали, что же будет дальше. Все замерли в предвкушении чего-то интересного, и не зря.

Прямо из открытого окна первого этажа доносится:

— Ты где был, скотина?!

— Мать… — мычит папа Спикера. — Ну что ты так кричишь? Пошел на Круг, выпил кружечку пивка.

Тут же практически падает, идти уже не может, ибо в говно. Мы со Спикером и друзьями дотаскиваем его домой. Хлеб он не принес, авоську потерял,