кожному покрову, или по чему-то, его заменяющему, пробегали волнами белые огоньки, вспыхивали и гасли невероятно замысловатым/головоломным/прихотливым узором. Он не спал до утра, сидел на стульчике, положив на колени увесистую импульсную винтовку Шнайдера, напряжённо вглядываясь во тьму, а неизвестный зверь ворочался и ворочался, упрямо и остервенело прорываясь к нему, и растаял бесследно, едва луч солнца прорезал ночной мрак. Когда окончательно рассвело, он смог тщательно осмотреть кромку леса, где недавно копошилась неведомая тварь. И не отыскал ничего: ни вывороченных с корнями стволов, ни надломленных веток. Сплошная зелёная стена, без единого просвета.

Так исподволь призраки стали облекаться в плоть и кровь.

Более неведомое существо его не беспокоило. Он продолжил свой путь, накручивая километры за километрами и шнадеровский излучатель превратился отныне в его незаменимого компаньона.

Очередной инцидент произошёл на излёте второго летнего месяца, условного июля, как он определил для себя. Вновь в сумерках, на грани вечера и ночи. Длинная кавалькада машин, всяческих размеров и причудливых форм, пронеслась бесшумно мимо него, освещая трассу гирляндами фар. Салоны автомобилей были залиты желтым светом ламп и в их зыбком свечении он успевал заметить уродливые чёрные фигуры. Химеричная колонна исчезла вдали и уже превратились в неясные точки и погасли кроваво-красные габаритные огни последнего самодвижущегося экипажа, а он всё никак не мог выкинуть из памяти эти пугающие душу силуэты. Что это было? Галлюцинация? порождение многомесячного безраздельного одиночества, или, пусть и невообразимая, но реальность? Неужели он сумел увидеть истинный облик местных жителей -- строителей городов, мостов и автомагистралей, либо отдельно городов-мостов и отдельно мостов-автомагистралей? Не хотелось бы встретиться с таким автохтоном лицом к лицу. В эту секунду ему стало по-настоящему страшно. Он еле-еле удержался от соблазна тотчас вызвать планетарный модуль и как можно скорее убраться с планеты. Усилим воли задавив приступ неуёмной фантазии, он разжёг костерок и взялся за приготовление ужина.

Прихлебывая из железной кружки горячий чай, он ясно осознал, что затеянная им авантюрная вылазка близка к завершению.

Странно, но испытанный им страх не отбил попросту у него всякое желание ехать дальше. Он ещё добрался до многоэтажной развязки, высотой метров в сто, поднялся до самой вершины и, скатившись вниз, вернулся на главную магистраль. Впереди был крутой поворот, ставший финальным на его пути. Внезапно затормозив, он спрыгнул с велосипеда. За этим поворотом его ждала смерть. Долгая, жестокая агония и ужасно страшная, жуткая смерть. За этим поворотом таилась зло, не выдуманное им, а самое что ни на есть настоящее зло -- неподдельное, фактическое, материальное. Необычайно древнее, тёмное, гнетущее, жадное до свежей крови зло.

Он шагнул назад. Осторожно вытащил из кармана пульт дистанционного управления планетарным модулем и нажал на кнопку вызова. Интуиция подсказывала ему не поворачиваться к повороту спиной, не делать резких движений и не тянуться к оружию. Он чувствовал: оружие не могло спасти от затаившейся древней скверны. В звенящей от напряжения тишине раздался свистящий звук -- планетарный модуль включил тормозные двигатели.

Может быть, планета сыграла с ним очень злую шутку, однако ему не хотелось на практике доказывать истинность, либо ложность этого утверждения. Он выждал с минуту и сделал опасливо второй шаг...

Согласно графика полётов

В недалёком прошлом, лет пятьдесят-шестьдесят назад, магистральные тягачи стартовали из подземных пусковых шахт на горячей тяге. В Управлении ещё работали люди, которые собственными глазами видели, как это происходило. Например, директор Службы метеорологии и мониторинга окружающей среды Васильков Роман Сергеевич. Крепкий старикан, ста двадцати пяти лет отроду, не желающий уходить на покой. Он был из тех зубров, кто встречался с Денисом Кирилловым, жал руку легендарному Реджинальду Джеймсу Барлоу и провожал в рейс Джона Симаду, ставший для того роковым. По правде говоря, с Джоном Симадой был, конечно, перебор. На самом деле, Роман Сергеевич столкнулся с ним в коридоре. Абсолютно случайно. Симада задел Василькова плечом, извинился и пошёл дальше. Лицо пилота было сумрачным и недовольным. Роман Сергеевич развернулся и смотрел пилоту вслед до тех пор, пока Симада не скрылся за дверью диспетчерской. Роману Сергеевичу не понравилось выражение лица Джона. "Он будто бы догадывался о своей судьбе", - этой фразой Васильков обычно завершал рассказ о встрече с Симадой. Но какова была участь Симады? Что с ним случилось? Неизвестно. Он ушёл в рейс и не вернулся. Всё просто.

А взлетали раньше магистральные тягачи весьма эффектно. Сначала из жерла шахты вырывался столб огня и дыма, после чего над лётным полем медленно поднимался тёмный корпус тягача, зависал на мгновение, танцуя, над космодромным покрытием на огненном языке и, набирая скорость, уходил в высоту, оставляя за собой расширяющийся дымный след. Нынче же они стартуют из гравитационных колодцев. Внешне такой колодец выглядит крайне непрезентабельно: стартовый ствол, и четыре направляющие штанги гравигенераторов, между которыми висит магистральный тягач. Заряжание корабля в колодец производилось по старой схеме, иначе и быть не могло, -- ведь каждый стартап не что иное, как прежняя, но модернизированная пусковая шахта. Вся достартовая подготовка осуществлялась под землёй, от минус десятого, до минус первого уровня, после её завершения направляющие штанги выдвигались и тягач зависал над покрытием лётного поля. Вот это зрелище впечатляющее -- кургузые, иного слова и не подберёшь, грузовые космолёты торчали без видимого порядка там и сям и так же, без установленной очередности, бесшумно срывались с направляющих и уносились в небо. На профессиональном жаргоне сотрудников космодромных служб и пилотов: "подскакивали на гравитационном батуте".

Разумеется, -- хаотично и бессистемно -- на взгляд стороннего наблюдателя. Для диспетчера, -- строго и выверенно, -- в соответствии с утверждённым графиком стартов и приземлений.

Единственным выходом к гравитационным колодцам был путь через Аллею Славы. Космодромные остряки прозвали так длинный и широкий тоннель, по обеим сторонам которого были расставлены голоскопические установки, проецирующие ростовые голограммы наиболее именитых пилотов минувших лет и веков. Таких героев набралось ровно семьдесят, по тридцать пять с каждой стороны. Выдающиеся личности были запечатлены в движении: ушлые программисты попросту загнали в устройства сканы архивных записей. Администрация креативность программистов не оценила, ведь поручение создать мемориальный комплекс для сохранения памяти и воспитания молодых кадров исходило непосредственно от директора космодрома. Исполнители были вызваны "на ковёр" и отчитаны лично товарищем директором. Программисты, задорные ребята, не испытывающие особого пиетета перед начальством, весело отбивались от предъявляемых им обвинений, предлагая товарищу директору самому оценить результаты их труда, вместо того, чтобы