Но, скорчившись у входа на пирс Брайтона за деревянным макетом женщины-спасателя, удерживающей на плаву тонущего мужчину, и прижимая к груди сумочку, я не ощущала себя ни целеустремленной, ни устойчивой. Я отчаянно молилась о том, чтобы мужчина, с которым у меня почти три месяца назад был роман на один вечер, не заметил, как при виде его я развернулась и бросилась в укрытие. Когда человек совершает подобные действия, его все считают очень странным, независимо от рода занятий.

За эти месяцы я видела Джека несколько раз и при каждой встрече ныряла в первый попавшийся магазин или переходила на другую сторону улицы, чтобы избежать необходимости здороваться или, и того хуже, разговаривать с ним. Одновременно я надеялась, что он меня не заметит. В ситуации, когда деваться мне было просто некуда, я оказалась впервые. Поэтому я и поступила столь странным образом. В противном случае мне оставалось только закрыть глаза руками, как это делал Бенджи, когда ему было два года. Он считал, что если он никого не видит, то и его никто не видит.

— Мне кажется, ты заслужила приз за изобретательность, проявленную при попытках избежать встречи со мной, — произнес Джек.

Я замерла, охваченная ужасом, спрашивая себя, не поздно ли прибегнуть к способу Бенджи. Я медленно выпрямилась и застыла уже в таком положении. Мы с Джеком одновременно сокрушенно вздохнули, хотя причины для огорчения у нас были разными.

— Послушай, Либби, почему ты не хочешь со мной разговаривать? Как-то это неправильно, что мы не общаемся, хотя…

Ему незачем было заканчивать фразу. Мы оба знали, что мы сделали.

— Да мне плевать, — слукавила я.

— Зато мне не плевать. Я видел, как ты переходила на другую сторону улицы и пряталась в магазинах, лишь бы не встречаться со мной. Я хочу все исправить.

— Нечего здесь исправлять. Мы сделали то, что сделали, и теперь нам просто надо притвориться, что ничего этого не было.

Я искоса взглянула на него. В тот же миг передо мной возникло его отражение в зеркале за мгновение до того, как он сказал, что хочет меня трахнуть. Я поморщилась и снова уставилась на деревянные доски пирса под ногами.

— Но это было.

— Для тебя это было с одной из множества женщин. Ты их всех преследуешь?

— В этом нет необходимости. Я со всеми общаюсь.

— То есть ты хочешь сказать, что, когда тебе нужна…

— Нет! — оборвал меня он. — Ничего такого я сказать не хочу. Я хочу сказать, что мы мило болтаем, встречаясь на улице.

— Почему для тебя так важно, буду я с тобой разговаривать или нет? — спросила я. — Какая тебе, собственно, разница?

— Почему для тебя так важно со мной не разговаривать? — парировал он, судя по всему, полагая, что этим вопросом может заставить меня изменить свою позицию.

— Я тебе уже объясняла. Когда я тебя вижу или с тобой разговариваю, я вспоминаю о том, что предпочла бы забыть. Мне по-прежнему стыдно даже думать об этом.

Несколько секунд он молчал.

— Послушай, давай пройдемся до конца пирса, и по пути туда ты расскажешь мне, что плохого видишь в том, что мы сделали. Я буду молчать. Я не буду тебя перебивать или оправдываться. Я просто буду слушать, а ты сможешь очиститься от впечатлений того вечера. Я очень надеюсь, что у тебя это получится. Если ты и после этого не захочешь со мной разговаривать, я отнесусь к этому с уважением и пониманием. Встречаясь с тобой на улице, я буду считать тебя посторонним, незнакомым мне человеком. Что скажешь на это?

— Либби, я буду рядом. Я буду ждать, — говорит мне Джек. — Я никуда не уйду. Ты будешь в порядке. Скоро увидимся.

Октябрь 2008

— Я проиграл пари, — говорит мне Джек. — Но я его и выиграл.

Мы стоим посередине пирса, опершись на перила.

Длины пирса не хватило, чтобы поговорить о том, о чем мы собирались поговорить. Октябрь был необычно теплым, и даже в конце дня в воздухе едва чувствовались прохладные нотки, что позволяло нам стоять у перил и смотреть на бурлящую вокруг опор пирса воду.

— С кем ты заключил пари?

— С собой. Я заключил с собой пари, что смогу развить эти отношения, ничего не испортив.

— Ты не сделал ничего, что испортило бы наши отношения.

Он был удивительно внимателен все время, пока я пыталась объяснить, как плохо я себя чувствую из-за того, что у нас был такой потрясающий и такой обезличенный секс. Начав говорить, я поняла, что мне очень трудно объяснить свои чувства, не упомянув того факта, что мы не целовались. Теоретически я и сама могла его поцеловать (хотя я не припоминала, чтобы у меня была такая возможность), так что в каком-то смысле я сама была в этом виновата. Но я четко понимала полную алогичность своих претензий и понятия не имела, почему так зациклилась на поцелуях. Да, это было нелогично, но жизненно важно. Все же мне не удалось донести до него суть своих переживаний.

— Я хочу это сделать сейчас, — произнес он, склоняясь ко мне.

Когда его лицо оказалось совсем близко, он закрыл глаза. Он замер, давая мне возможность отстраниться. Потом он преодолел разделяющие нас миллиметры и коснулся губами моих губ. Наши тела тоже потянулись навстречу друг другу. Я закрыла глаза. Наши губы слились в поцелуе. Его рука скользнула в мои волосы, а вторая замерла у меня на спине. Я приоткрыла губы, и его язык медленно и нежно проник мне в рот. Несколько минут — или, может, это были секунды — наши губы двигались в унисон, а окружающий мир замер в ожидании. Это было именно то, чего недоставало тому вечеру. Именно это мне не удалось произнести вслух.

Он отстранился первым. И выпрямился, не сводя глаз с моих губ.

— Вот видишь, я же говорил, что все исправлю.

— Я повторяю: ты не сделал ничего дурного.

Я слегка дрожала. Еще никогда я не дрожала после поцелуя, но в Джеке было что-то такое, что проникало в такие уголки моей души, о существовании которых я и не догадывалась.

Он коснулся пальцами своего рта, как будто желая убедиться, что тот никуда не исчез.

— Ты вторая женщина, которую я поцеловал в губы за последние три года, — заявил он. — Первой была моя жена. Моя покойная жена. Она умерла три года назад.

— Жена? У тебя умерла жена? Почему ты не сказал мне об этом во время обеда?

Он посмотрел на свои руки и начал вращать простой золотой ободок на безымянном пальце правой руки. Обручальное кольцо. Ну конечно! Вот почему оно так плохо вписывается в его облик, в том числе и его манеру одеваться.

— Вряд ли разговоры о покойной жене помогают очаровывать.

— Пожалуй, ты прав. Поэтому у тебя такой секс? — спросила я.

Он продолжал ощупывать свои губы, как будто в них что-то повредилось, когда он впервые за такое долгое время целовал женщину.