– Бог простит, – покачал головой Белов и тут его прорвало: он схватил колечко и, зашвырнув его в кусты, яростно закричал: – Все! Не попадайся мне больше! Все!!!

Развернувшись, он бросился прочь – не выбирая дороги, наобум, напролом через кусты…

– Саша!! Саша!!. – кричала ему вслед Лена, размазывая по лицу слезы вины и отчаянья.

Белов остановился только тогда, когда эти крики затихли. Он обхватил руками голову и опустился на землю. Его буквально трясло от злости, обиды и отвращения. В ушах эхом звучали слова Лены: «А хочешь – трахни меня!» С каким обыденным бесстыдством она предложила это? Как у неё только язык повернулся? Как она могла?!

И тут он, наконец, понял – могла. Могла, потому что никогда не была той, какой он себе её представлял! Она просто была другой – настоящая Лена Елисеева. Та Лена, которую он любил, никогда, ни при каких обстоятельствах не стала бы шлюхой. Эта – стала.

Та, наверное, скорее откусила бы себе язык, но не произнесла бы этих мерзких слов. Эта произнесла их легко и просто, словно предложила ему не себя, а, скажем, сигарету…

Мучительно, с болью и разочарованием Саша осознавал, что его любовь оказалась всего лишь иллюзией. Просто он был слишком наивен. Да, наивен, доверчив и глуп. Что ж, теперь он будет умнее. Как говорится – спасибо за науку!

Итак, отныне у него нет девушки. Зато у него есть друзья, настоящие друзья, и сейчас они его ждут.

Белов глубоко вздохнул и встал – надо идти. Вдруг он почувствовал озноб. Подтянув молнию куртки к самому подбородку, Саша поднял голову.

Над парком вовсю гулял холодный ветер, он рвал с веток желтеющую листву, скручивал из неё вихревые жгуты и гонял их меж стволов деревьев. Все, лето кончилось.

«Осень, – подумал Белов. – Вот уже и осень…»

XII

Вечером, после работы, в райотделе милиции на скорую руку накрыли стол. Повод был более чем уважительный – обмывали звездочку Володи Каверина.

Виновник торжества, смущенно посмеиваясь, поднял граненый стакан с водкой, на дне которого посверкивали три позолоченные звездочки.

– Представляюсь по случаю получения очередного звания – старшего лейтенанта милиции, – доложил он по заведенной издавна традиции и поднес почти полный стакан к губам.

– Давай-давай! – загалдели, подбадривая его, коллеги. – Ну-ка, за маленького полковника!.. За то, чтоб – не последняя! Чтобы генералом стал!..

Каверин медленно выпил водку до дна и вытряхнул себе в рот все три звездочки. За столом одобрительно загудели – ритуал был соблюден в точности – и дружно зазвенели стаканами.

В этот момент в дверном проеме показалась голова в кожаной кепочке. Каверин тут же заметил Шведа и, выплевывая звездочки на ладонь, кивнул – сейчас, мол, подожди. Он ухватил со стола бутерброд потолще, откусил от него сразу чуть ли не половину и вышел в коридор.

– Поздравляю, – улыбнулся Швед.

– М-м-м-м… – промычал набитым ртом Володя.

– Можешь поговорить?

Продолжая двигать челюстями, Каверин кивнул и показал в сторону лестничной клетки.

– Ну что, принес? – спросил Володя, дожевав, наконец, свой бутерброд.

Швед протянул ему видеокассету.

– Вот, записал… «Рэмбо – первая кровь». Милиционер открыл коробку – там, вместе с кассетой, лежали несколько стодолларовых купюр.

– Ты что, охренел?! – прошипел Каверин, воровато оглядываясь и пряча деньги в карман.

– Твоя доля, – пояснил Швед. – Мне тут отъехать надо…

– Что случилось?

– Да все нормально…

Они вышли на лестничный марш, и Швед, чуть помявшись, сказал:

– Я что сказать хотел… Муху-то давно пора было притормозить, он уже всех напрягать начал. А теперь поспокойнее будет – поймет, что не все коту Восьмое марта! А пацан этот, я считаю, молодчик. Конфликт-то он уладил…

– Я даже слушать ничего не хочу! – рявкнул вдруг Каверин. Его уже заблестевшие было от водки глаза сжались в холодные и злые щелки. – Муха – мой родственник, ясно?! И вообще мне этот… как его – Белов, да? Так вот, он мне не пон-ра-вил-ся! – он произнес это слово по слогам, внушительно и веско.

Швед молча пожал плечами – дескать, смотри, дело твое… А Каверин подвел под дискуссией черту, обратившись скорее даже не к Шведу, а к самому себе:

– Я терпеть не стану. Я найду способ и этого Белова закрою. Слово даю – закрою!

Часть вторая

БОИ БЕЗ ПРАВИЛ

XIV

– Ну что, ма? – спросил Саша, усаживаясь завтракать.

Этот вопрос он задавал матери по нескольку раз в день всю последнюю неделю – с тех самых пор, как нашел, наконец, собачника, продававшего щенка мастифа.

На щенка вообще-то Татьяна Николаевна согласилась почти сразу, но когда она узнала, сколько просят именно за эту собачонку, с ней едва не сделалось дурно. Саше пришлось начинать уговоры заново.

Конечно, можно было поступить проще – взять деньги у Коса или Пчелы. Но делать этого ему отчего-то не хотелось. И вовсе не потому, что Белов так уж осуждал их способы добычи денег, нет. Но вот – не хотелось…

Каждый день он звонил продавцу и просил ещё денек отсрочки, и каждый день по сто раз задавал матери один и тот же вопрос:

– Ну что, мам?..

Сегодня был решающий день – больше собачник ждать не хотел, – и Белов утроил усилия. В успехе он не сомневался, видел, что мама уже сопротивляется, скорее, по инерции, поэтому заранее договорился и с продавцом, и с Космосом – чтобы привез его со щенком домой.

Время поджимало, надо было ещё успеть к сроку добраться до загородного дома собачника, и Саша украдкой поглядывал на часы.

– Нет, я тебя не понимаю, Саш. Тебе о невесте пора думать, а ты все… – ворчала Татьяна Николаевна, возясь у плиты.

– Так я думаю, мам! Вот веришь – каждое утро встаю и начинаю думать!

– Вот и думай! – Она поставила перед сыном тарелку и пожала плечами. – И потом, ну почему так дорого? За эти деньги корову купить можно.

– Ну мам, я же говорил – это древнейшая порода, с такими ещё кельты на колесницах сражались!

– Какие ещё кельты? Она хоть пушистая? – с надеждой спросила Татьяна Николаевна.

Саша помотал головой и, дожевывая обжигающе-горячую сосиску, невнятно ответил:

– Гладкошерстная…

– Это что, как такса что ли?.. – разочарованно протянула мама.

Нет, похоже, собака за такую несусветную цену в принципе не могла вызвать у неё ни