EIC в первый раз в финансового колосса, по крайней мере, по английским стандартам. Успех EIC, в свою очередь, стимулировал не только лондонские доки , но и зарождающуюся Лондонскую фондовую биржу. К середине века половина тех, кто избирался в элитный суд олдерменов лондонского Сити, были либо торговцами Левантской компании, либо директорами EIC, либо и теми, и другими. Один из членов Компании, ранний экономический теоретик Томас Мун, писал, что торговля Компании теперь была "самой сутью процветания королевства".

Только в 1626 году ИИК основал свою первую укрепленную индийскую базу в Армагоне , к северу от Пуликата, на центральном Коромандельском побережье. Вскоре она была обнесена гранатами и вооружена двенадцатью пушками. Но построена она была быстро и некачественно, к тому же оказалась непригодной для обороны в военном отношении, поэтому была оставлена шесть лет спустя, в 1632 году, без особого сожаления; как выразился один фактор, "лучше потерять, чем найти".

Два года спустя EIC повторила попытку. Глава фабрики Armagon Фрэнсис Дэй договорился с местным губернатором того, что осталось от ослабевшей и раздробленной южноиндийской империи Виджаянагара , о праве построить новый форт EIC над рыбацкой деревней Мадраспатнам , чуть севернее португальского поселения в Сан Томе. И снова выбор места не был продиктован ни коммерческими, ни военными соображениями. Говорили, что Дэй имел связь с тамильской женщиной, чья деревня находилась в стороне от Мадраспатнама. Согласно одному из современных источников, Дэй "был так очарован ею" и так хотел, чтобы их "беседы" были "более частыми и непрерывными", что выбор места для форта Сент-Джордж, расположенного непосредственно рядом с ее родной деревней, был предрешен.

На этот раз поселение, которое вскоре стало называться просто Мадрас, процветало. Найк (губернатор), арендовавший землю, заявил, что очень хочет, чтобы эта местность "процветала и богатела", и предоставил Дэю право построить "форт и замок", торговать без таможен и "вечно пользоваться привилегиями минатага". Это были серьезные уступки, на которые более могущественным Моголам на севере потребовалось еще почти столетие.

Поначалу здесь жили "только французские падре и около шести рыбаков, поэтому, чтобы привлечь сюда жителей, было объявлено... что в течение тридцати лет таможенные пошлины взиматься не будут". Вскоре сюда стали стекаться ткачи, другие ремесленники и торговцы. После возведения стен форта их стало еще больше, "как таймы поворачиваются вверх и вниз", и жители побережья стали искать именно ту безопасность и защиту, которую могла обеспечить Компания.

Вскоре Мадрас превратился в первый английский колониальный город в Индии с собственной небольшой гражданской администрацией, статусом муниципалитета и населением в 40 000 человек. К 1670-м годам город даже чеканил собственные золотые монеты "пагода ", названные так из-за изображения храма на одной стороне и обезьяньего божества Ханумана на реверсе, заимствованного из старой чеканки Виджаянагары.

Второе крупное английское поселение в Индии попало в руки Компании через корону, которая, в свою очередь, получила его в качестве свадебного подарка от португальской монархии. В 1661 году, когда Карл II женился на португальской инфанте Екатерине Брагансской, частью ее приданого, наряду с портом Танжер , стал "остров Бумбие". Поначалу в Лондоне возникла путаница относительно его местонахождения, поскольку карта, сопровождавшая брачный контракт инфанты, пропала по дороге. Никто при дворе не был уверен, где находится Бумбие, хотя лорд верховный канцлер считал, что это "где-то рядом с Бразилией".

Потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в этом запутанном вопросе, и еще больше времени, чтобы получить фактический контроль над островом, поскольку португальский губернатор не получал никаких инструкций по его передаче и по понятным причинам отказывался это делать. Когда в сентябре 1662 года сэр Абрахам Шипман прибыл с 450 людьми, чтобы отвоевать Бомбей для англичан, его миссия была заблокирована под дулами автоматов; прошло целых три года, прежде чем англичане наконец смогли захватить остров, и к тому времени несчастный Шипман и все его офицеры, кроме одного, умерли от лихорадки и теплового удара, ожидая на бесплодном острове к югу. Когда в 1665 году секретарю Шипмана наконец разрешили высадиться на острове Бомбей, в живых оставались только один прапорщик, два канонира и 111 субалтернов, чтобы заявить о новом приобретении.

Несмотря на такое неровное начало, остров вскоре доказал свою состоятельность: оказалось, что Бомбейский архипелаг обладает лучшей естественной гаванью в Южной Азии, и он быстро стал главной военно-морской базой Компании в Азии, с единственным сухим доком, где корабли можно было безопасно переоборудовать во время муссона. Вскоре он затмил Сурат как главный центр операций ИИК на западном побережье, тем более что шумные англичане становились там все менее желанными гостями: "Их частные прихоти, пьянство и тому подобные выходки... врываясь в бордели и рэкхаузы [т.е. бары с алкоголем], ожесточили сердца жителей против самого нашего имени", - писал один усталый чиновник ИИК. Неудивительно, что вскоре англичан стали поносить на улицах Сурата "с именами Бан-чуде".* и Бетти-чуд† которые мой скромный язык не может перевести".

За тридцать лет Бомбей вырос до 60 000 колониального населения с растущей сетью фабрик, судов, англиканской церковью и большими белыми жилыми домами, окружавшими форт и спускавшимися по склону с Малабарского холма к поместью губернатора на берегу моря. Здесь даже имелась необходимая для любого богобоязненного протестантского сообщества XVII века достопримечательность - эшафот, где "ведьмам" давали последний шанс исповедаться перед казнью. Здесь также был свой небольшой гарнизон из 300 английских солдат , "400 топазов, 500 туземных ополченцев и 300 бхандарисов [дубинщиков], которые присматривают за лесом кокосов". К 1680-м годам Бомбей ненадолго затмил Мадрас "как центр власти и торговли англичан в Ост-Индии".

Тем временем в Лондоне директора Компании впервые начали осознавать, насколько они могущественны. В 1693 году, менее чем через столетие после основания, выяснилось, что компания использует свои акции для покупки благосклонности парламентариев, ежегодно выплачивая 1200 фунтов стерлингов в год видным членам парламента и министрам. Как выяснилось, взятки доходили до генерального солиситора, который получал 218 фунтов стерлингов, и генерального прокурора, который получал 545 фунтов стерлингов.** Парламентское расследование этого первого в мире корпоративного лоббистского скандала признало EIC виновной во взяточничестве и инсайдерской торговле и привело к импичменту лорда-президента Совета и тюремному заключению управляющего компанией.

Лишь однажды в XVII веке Компания попыталась использовать свои силы против Моголов, и то с катастрофическими последствиями. В 1681 году пост директора занял безрассудно агрессивный сэр Джосайя Чайлд, который начал свою карьеру с поставки пива для военно-морского флота в Портсмуте и которого дневник Джона Эвелина описывал как "переросшего и внезапно разбогатевшего человека... самого гнусного скупердяя". В Бенгалии фактории начали жаловаться, как