– Ты уронил его?

– Он убезал, – сказал Костя.

Поскольку Катя была мамой не первый день, то поняла, что «убежал» с детского языка переводилось – я не слежу за своими игрушками, а когда теряю, то в этом нет моей вины, они сами убегают. Ах они какие.

Они шли вдоль поля пшеницы, спустившись с дороги. Минивэн остался позади. Прогуляться Кате было необходимо. Она начинала нервничать в присутствии Дани все больше и больше. Ей нужно было успокоиться. Это место как раз подходило, тут такой удивительно чистый воздух. От него кружилась голова. Все равно что глотнуть виски на голодный желудок.

Пшеница была до пояса, и Катя не позволила Косте бродить в ней.

– Там могут быть капканы, – схватила она его за руку и оттащила, – или крысы. Или змеи. Да все что угодно.

– Но я косю туда, ма, – завыл Костя, – там мозна платася, как индейсы. И стлелять из лука.

– Да, но у тебя нет лука, и что ты будешь делать, если на тебя нападет большая страшная собака?

Костя вздрогнул и посмотрел на поле уже с другим выражением. С выражением испуга. Он представил, как в высокой траве прячется большая черная собака с умными глазами и облизывается, поджидает его. Хочет схватить за ногу и забрать от мамы.

– Там плавда собака?

– Может быть. Давай просто пройдемся рядом и не будем проверять.

Костя согласился.

В лес Кате тоже не хотелось. Хватит им вдоль дороги побродить. Минут пятнадцать пройдутся туда-обратно, а потом разбудят этого ленивого господина. Даже до моря довезти не может, чтобы не остановиться тысячу раз. То ему в гости к другу, то энергетик подавай, то поссать, то поспать, то зад почесать. Давно бы уже приехали. Еще позавчера, хотя выехали только сегодня утром.

– Мама, нузно заблать Пуппу, – сказал Костя.

– А куда он убежал? – спросила она.

Костя улыбнулся и пожал плечами два раза.

Папина привычка. Раньше она мне казалась забавной. Черт. Теперь все Данины ужимки мне кажутся отвратительными. Надеюсь, это пройдет. А то я буду смотреть на Костю с таким же чувством, и он наверняка заметит, когда будет постарше.

Костя прижимал к себе Нага. Катя испытывала к этой игрушке чувство, родственное с брезгливостью.

Робот будто сбежал из страшных комиксов. Голова большая, ноги маленькие, огромные зубы, как у щелкунчика, некоторых частей тела, как и одного глаза, не хватало. Будто Костя нашел эту игрушку на помойке.

Она подумала, что как только они вернутся и она сообщит Дане о разводе, то выкинет эту страшную игрушку в мусорку, и пусть Костя зальется слезами. Ему это даже полезно, ведь мужики должны проплакаться в детстве, чтобы потом, когда вырастут, не быть такими мягкотелыми, как ее муж.

Костя забудет этого робота, как только Олег подарит ему какой-нибудь игрушечный автомат, или нового робота на пульте управления, или даже вертолет. Олег как-то упоминал, что придумал подарок Косте на день рождения, если ее муж не возражает. Он не будет возражать. К Костиному дню рождения, девятому сентября, Даня не будет играть никакой роли в жизни Кости и ее, Катиной жизни.

Кроме, конечно, оплаты алиментов.

Поставим наконец жирную точку.

– Наверное, ты оставил его в машине, – сказала Катя, но она знала, что это не так.

Она видела, как Костя держал обе игрушки в руках, когда ее муж залезал в детскую комнату, чтобы поспать. Катя поэтому и потянула сына за футболку – обе руки у него были заняты.

Потом они спустились с дороги и побрели вдоль поля. Она погрузилась в свои мысли, а Костя шел справа от нее, подальше от трассы. И она не помнила, останавливались ли они, ронял ли он что-нибудь на землю. Наверняка она бы заметила.

Но она слишком была погружена в свои мысли, чтобы быть уверенной до конца. Тем более, она не держала его за руку, и он запросто мог куда-нибудь отойти, спрятать Пуппу в траву, а потом притвориться, что тот убежал. Костя же ребенок. Он любит игры. Он живет в волшебном мире, где игрушки оживают и убегают. Тем более, Костя уже так делал и раньше.

– Нет, он не в масыне, – сказал малыш. – Мы сли туда, а Пуппа выплыгнул и убезал. Я сказал «мама», ты не слысала. Ты смотлела туда и не слысала. А он убезал. Тю-тю. Надо искать.

Катя сжала губы. Как же ей не хотелось сейчас заниматься поиском вечно пропадающих игрушек. Мама, я потелял пистолет, мама, я потелял книску, вечно он что-то терял. Ее достали эти нытики-мужики. Где же нормальные мужчины, которые могут сказать: «Так, женщина, успокойся и не реви, я все сделаю»? Нет ведь. Это она должна решать вопросы, она должна их успокаивать.

Она вспомнила своих родителей. Ее отец был таким же мягким, как и Даня. Поэтому они с ее мамой развелись. Похоже, яблоко от яблони…

– Найдем мы твоего Пуппу, – сказала Катя и про себя зарифмовала: «Пуппа – залупа».

– Мама, а сто такое «залупа»?

Упс, похоже, я сказала это вслух.

– Я не знаю, сынок, я просто так сказала. Придумывала на ходу.

– Мама, давай искать Пуппу?

– Сын, давай на обратном пути найдем его.

– Мама, ну мама, давай сейцас!

– Да что ты пристал ко мне с этим Пуппой?!

Костя опустил глаза в землю и заплакал. Он прижал Нага к груди.

Сердце матери дрогнуло.

Блин, ну что я делаю, подумала она.

– Ладно, малыш, прости, – сказала она ему и присела на корточки.

В этот самый момент на горизонте показался большой грузовик.

– Ладно, давай искать сейчас, прости меня. Что-то я себя плохо чувствую, поэтому так грубо ответила. Давай вернемся обратно, если тебе так хочется, и поищем его. Ладно? Раз уж он тебе так важен.

Костя кивнул.

– Вытри слезы, – сказала Катя, протянула руку и прикоснулась к пухлой щеке. Она улыбалась.

Костя вытер глаза маленькой ладошкой.

– Улыбнись, сынок, – сказала она ему, и он подарил ей улыбку. Последнюю. Глаза сына были на мокром месте, но они блестели от радости, ведь мама обещала найти его потерянную (сбежавшую) игрушку.

Приближался грузовик, громыхая на ухабах.

Катя выпрямилась, взяла Костю за руку, улыбаясь, посмотрела на горизонт, заметила черный силуэт машины и вздрогнула. Будто кто-то ткнул локтем ее в живот. Дыхание на секунду перехватило.

Вот оно. Вот он, грузовик. А вот маленький мальчик, которого она держит за руку. Она сразу вспомнила ту книгу, которую читала в прошлом году, у нее еще такое жуткое название, что в дрожь бросает только от одной обложки. Улыбка сползла с Катиного лица, и она вцепилась в Костину ладошку, будто сын был воздушным шариком и мог взмыть в небо.