— Не хочу я в ресторан. Отвези меня домой, раз уж приехал.

— Надеюсь, хоть адрес тот же? Или я и это пропустил?

— Тот же, — сухо отвечаю и отворачиваюсь к окну.

Леша и правда разворачивается и едет в сторону моего дома. А у меня мелькает странная мысль, что нашему неприятному разговору я бы предпочла еще один раунд противостояния с Феликсом. И тут же сама пугаюсь. Этого еще не хватало!

Всю дорогу мы оба молчим. Напряжение между нами не добавляет настроения. А после непростой репетиции очень хочется просто отдохнуть. Но увы.

В квартире Леша придирчиво осматривается, будто проверку делает. Я же молчу, махнув рукой. Ему сейчас бесполезно доказывать, что я вообще-то взрослая и сама могу решать, что и как делать.

— Из еды есть только то, что ты вряд ли будешь. Вареная курица и салат, — говорю, чтобы хоть как-то развеять тягостную атмосферу.

— Давай, — вздыхает брат. — Так почему?

Мне без пояснений ясно, о чем он. Стараюсь занять чем-то руки, потому что все еще остро реагирую. Не на Пашу, а на сам факт. Теперь, вспоминая мой демарш в свадебном платье, становится не по себе. Позор-то какой. В тот момент я об этом не думала — было слишком больно. Но теперь вспоминать неприятно.

— Так вышло.

— Еще накануне ты мне все уши прожужжала, какой классный этот твой Паша. Что случилось?

В принципе скрывать бесполезно. Надумает — раскопает. Леша может.

— В день свадьбы Паша передумал жениться. На мне. Сказал об этом у дверей ЗАГСа.

— Что, блядь?! — подобная реакция меня вводит в шок. Во-первых, Алексей при мне не матерился обычно. Считал, что девушкам такое слышать не стоит. Во-вторых, он всегда и все воспринимает довольно сухо и отстраненно. Переживает внутри, не показывает.

— Этот утырок бросил тебя перед самой регистрацией? На глазах у всех? — кажется, его голос становится ниже, опаснее. И мне очень не по себе от этого.

— Леш, все позади. Я уже пережила это, и, знаешь ли, наплевать. К черту его и Ярцеву.

— Ярцеву? — Вот тут я прямо мурашками покрываюсь. — То есть это твоя сучка-подружка постаралась?

Невольно вспоминаю слова Феликса о том, что он может рассказать мне о причинах поступка Паши.

— Честно? Я не знаю. И мне плевать. Я просто живу дальше.

Леша шумно выдыхает. Сжимает ладони в кулаки, стискивает зубы. Он зол. Очень. Но держится, варит все это внутри. И мне очень жаль, что я, выходит, принесла ему очередное расстройство.

— Зато в этом месяце у нас очень плотный график концертов. И если так пойдет дальше, то…

— Злата! — перебивает меня брат. Тяжело вздыхает. Качает головой. — Прости. Я должен был быть рядом. Понять, догадаться, что что-то не так. Уберечь.

— Ты не виноват, — мягко возражаю. Он встает, подходит ко мне и обнимает. Странное дело, но такие вот обнимашки у нас с ним — штука довольно редкая. Наверное, именно поэтому я очень ценю эти моменты. Впервые с того самого дня я чувствую, что могу расслабиться, поднять забрало и перестать держать оборону.

Леша медленно поглаживает меня по спине.

— Зря я тебя отпустил, сестренка.

— Нет, я столького добилась! Это же моя мечта! Верховцев — он ведь мастер!

Пока я распинаюсь о том, какие у меня перспективы в профессиональном плане, брат задумчиво кивает, слушает и не перебивает. А затем всего одним вопросом ловко загоняет меня в угол:

— А что у тебя с Багровым?

13. Злата

— С каким Багровым? — очень стараюсь звучать уверенно и непонимающе. Но, похоже, зря.

— Злата! Дурака из меня не делай. Вас видели вместе.

— Да мало ли с кем меня видели, — фыркаю и отхожу от брата. — Что, мне теперь и общаться ни с кем нельзя?

— С Багровым — нельзя.

Удивленно вскидываю на него взгляд.

— С чего бы это?

— Тебе напомнить, что ты не очень-то разбираешься в людях? — получаю в ответ хлесткую фразу. Отворачиваюсь. Стараюсь сдержать первый порыв нагрубить. Мысленно призываю себя потерпеть. Это ведь ненадолго. Скоро Леша уедет, и снова все станет как раньше.

— Прости, — доносится до меня. — Прости, сестренка, но ты не понимаешь, как опасен этот человек.

— А ты его откуда знаешь?

— Пришлось узнать, — неохотно отвечает Леша. — По вопросам бизнеса.

— Кстати, ты ведь приехал по делам, — вспоминаю, решив обойти щекотливую тему. — У тебя что-то случилось в фирме?

— Рабочие моменты. Ничего серьезного.

— Ты никогда не делишься ничем, — говорю я, возвращаясь к разогреванию еды.

— А ты?

— Свадьба — это единственное, о чем я умолчала. И то, лишь потому что мне… Знаешь, не хотелось, чтобы ты меня жалел. Ну, и чтобы бросал свои дела важные и…

— Какая же ты дурочка, Злата. Но то, что я узнал так поздно, не значит, что этот обмудок не получит по заслугам.

— Что? Не смей — испуганно говорю. — Не лезь к нему! — даже хватаю Лешу за руки, пытаясь удержать, словно он прямо сейчас побежит к Кравцову. — Мне это не нужно!

— Правда? То есть ты легко стерпишь, что эта тварь вместо того, чтобы отменить все и по-человечески обсудить, опозорил тебя?!

— Ты не понимаешь. Сейчас уже прошло время, все стали забывать это. А ты… Если ты пойдешь к нему и снова начнешь разборки, то снова все это всплывет. А я не хочу! Не хочу опять ловить эти жалостливые взгляды, слышать шепот за спиной. Пожалуйста, Леш, не заставляй меня снова это проходить.

В его обычно спокойном и отстраненном взгляде проскальзывают вина и боль. За меня.

— Прости, — вздыхает тяжело. — Похоже, не вышло у меня присмотреть за тобой, как просил отец, — с горечью говорит он.

— Ты не сможешь уберечь меня от всего. Жизнь она такая — бывает, что тебе делают больно.

Он явно со мной не согласен, я чувствую это. Но хотя бы не продолжает давить.

— Но все-таки, пожалуйста, не клей этих двух захлебывающихся слюной. Я этого не переживу, — перевожу разговор на более нейтральную тему.

Брат демонстративно кривится.

— Они же одноразовые.

— Не хочу ничего знать про твои мужские потребности, — машу руками. — Просто не с ними. Иначе ведь потом… — морщусь, представляя, как девчонки будут ходить и вздыхать по Лешке, а затем донимать меня. — Не отвяжутся.

— Ну, учитывая, что мне придется подзадержаться, гадить здесь и правда не стоит.

Выразительно смотрю на него, пытаясь пристыдить, но брат лишь посмеивается.

— Что? Я мужчина одинокий, сама понимаешь, нужен выход эмоциям.

— Я же просила! — вопреки здравому смыслу, все же краснею.

Разговор переходит в более безопасное