— Мертвый человек стонет. Он, оказывается, жив. Я такое уже видел…

Голова Ясона склонилась на грудь, он попытался высвободиться из плена веревок. Урта был в восторге.

— Когда человек тонет зимой, у него останавливается дыхание, но иногда дух не покидает тело. Так случилось с одним моим врагом. Очень примечательный случай. Он пробыл в воде целую ночь и еще день после нашего с ним сражения около озера, а потом вдруг всплыл и открыл глаза.

— И вы после этого стали друзьями? — спросила Ниив.

Урта озадаченно посмотрел на нее:

— Друзьями?

— Это был знак. Знак дружбы.

— В самом деле? Я и не знал. Я забрал его голову. Она все еще у меня.

— Помоги мне снять его, — прервал я воспоминания Урты.

Цепляясь за снасти, мы кое-как пробрались по скользкой палубе к тому месту, где находился мой друг. Урта разрезал водоросли и побеги дуба своим бронзовым ножом, и Ясон свалился мне на руки, из его рта снова полилась вода и раздался крик новорожденного.

К Арго подогнали сани, мы с Уртой осторожно передали тело Ясона подоспевшим жителям Похйолы, они завернули его в шкуры и повезли на берег, к живительному теплу палатки и буйному костру из березовых поленьев.

Лед таял. Разгорался рассвет, теперь факелы нужны были только в густом лесу. Жизнь вокруг озера кипела. По мере того как мир просыпался, оживали чувства, поднималось настроение у тех, кто собрался здесь, в этом холодном краю. Арго в одиночестве стоял на воде, не подавая признаков жизни.

В течение нескольких дней Ясон то приходил в сознание, то снова проваливался в забытье, речь его была бессвязной, отрывистой, иногда он впадал в неистовство. Страшная рана на его груди снова начала кровоточить. Жители Похйолы промывали и лечили рану. Для этого они использовали ягель, травы и экстракт березовой коры — лекарства на все случаи жизни.

Я терпеливо ждал, и через пять ночей мне сказали, что Ясон хочет меня видеть.

В его волосах, свисавших длинными прядями, было много седины. Шрамы на лице выделялись своей белизной, в остальном же он выглядел не хуже, чем в нашу последнюю встречу в Иолке. Темные глаза, насмешливые, умные, смотрели так же проницательно, как и раньше. Он схватил мою руку, его руки тряслись от слабости. Он загадочно улыбался, как всегда, и явно был рад, что я пришел.

— Антиох. Молодой Антиох…

— Теперь меня зовут Мерлин.

— Антиох, Мерлин, какая разница? Это ведь все равно ты. Как так получилось, что ты совсем не состарился за двадцать лет, что я тебя не видел?

— Я состарился, просто хорошо сохранился.

— Ты прекрасно сохранился. А я, увы, нет. Почему ты ушел? Почему ты меня покинул? Как я был зол! Ты был мне нужен.

— Я много раз объяснял тебе, — ответил я, не выпуская его руки, — мне суждено странствовать, мой путь предначертан.

— Да, да, я помню, — нетерпеливо перебил он. — Через каждую пещеру и долину, что ведут в преисподнюю…

— Тогда я пробыл с тобой дольше, чем следовало. Когда собирается хорошая компания, когда есть интересное дело, когда хорошо кормят… — Я бросил взгляд вглубь палатки — там сидела женщина, укутанная в черные меха, она сонно и безразлично смотрела на нас. — Когда все хорошо, а с тобой, Ясон, всегда хорошо…

— Ты ведь правда так думаешь?

Да. Так вот, когда все хорошо… я позволяю себе задержаться. Но рано или поздно меня призывают.

Ясон снова усмехнулся, его дыхание было холодным, словно лед в легких еще не растаял, но в глазах светилась жизнь.

— Замечательное было плавание, тогда, на реке, когда мы удирали с золотым руном. Помнишь?

— Да. Потрясающее плавание.

— Какие удивительные, неожиданные встречи. Какие удивительные страны. Ты видел Геракла после того?

— Нет, хотя много слышал о нем. У него бесконечные неприятности.

— Жаль, что ты не мог остаться с нами. Ты не должен был уходить. Мне так тебя не хватало, когда эта ведьма убила моих сыновей.

Он вдруг замолчал, нахмурился, медленно повторил последние слова «моих сыновей», потом вдруг резко сел.

— Мне приснился странный сон, — задумчиво сказал он.

— Расскажи свой сон.

Он закрыл лицо руками, голова его тряслась, он говорил очень тихо:

— Это лишь сон. Сон наяву. Сон, увиденный через Ворота Слоновой Кости, Антиох… лживый, неприятный.

— Все равно расскажи.

— Зачем? Это всего лишь голос… голос шепнул мне, что сыновья мои живы. Полное безумие!

— Почему безумие?

Он посмотрел на меня и грустно улыбнулся:

— Безумие старика, который отчаянно цепляется за прошлое, так мне кажется.

— Ты не стар, — возразил я. — Ты понятия не имеешь, что такое возраст. Когда Арго, покинув причал Иолка, привез тебя умирать сюда, тебе было меньше пятидесяти лет.

— Я чувствовал себя на все десять тысяч.

— Да, немало, — улыбнувшись, согласился я. «Пожалуй, побольше, чем мне», — подумал я про себя.

Я давно потерял счет времени, хотя узнать свой возраст несложно, если бы я не поленился потратить на это время и отыскать глубокое ущелье в лесах на западе, где я когда-то родился и где хранились сведения о моей жизни.

— Кстати, — произнес я вслух, — это был не сон.

— Не сон?

— Это был голос. Мой голос. Я звал тебя, а Арго тебя оживил… — Я с тоской вспомнил корабль, все еще стоящий на озере. — Арго погиб, спасая тебя. Его корпус совсем плох. Но мы могли бы отремонтировать его, мы могли бы вдохнуть в него жизнь.

Ясон смотрел на меня пустыми глазами, словно ребенок, пытающийся понять что-то сложное. Вся его мудрость, сообразительность испарились: его сон и реальность сказанного мною переплелись в его сознании.

— Мои сыновья мертвы. Медея отрубила им головы прямо у меня на глазах…

— Я все знаю, я там был, помнишь? Это был мой последний день с тобой. Я думал о предстоящем мне путешествии, поэтому мой талант предвидения покинул меня, как только я вошел во дворец. Я был рядом в этот момент…

— О чем ты говоришь? — переспросил мой друг еле слышно. — Антиох, о чем ты говоришь?

— Наверное, лучше показать, Ясон.

— Показать что?

— Как нас всех провели.

Я надеялся, что мне удастся вызвать видение. Я давно ждал этого момента и готовился к нему. Конечно, это отнимет у меня частичку моей молодости, но ведь это мой старинный друг, который однажды спас мне жизнь, когда мои способности подвели меня. Того, что они с Медеей сделали друг с другом, нельзя ни понять, ни простить. Видимо, поэтому я покинул его тогда, много лет назад. Но сейчас, когда я узнал правду, я страстно желал восстановить истину и рассказать Ясону, как все было на самом деле. Не беда, что я состарюсь на несколько дней, зато Ясон поймет, что понапрасну скорбел по сыновьям. Примерно так я думал.