до Смоленска, — отозвался юноша, с любопытством разглядывая собеседника. Волосы у того были курчавые и какие-то зеленовато-серые, глаза медные, как настоявшаяся в торфянике вода, борода более светлая, чем волосы на голове, доставала до пояса. Одет старичок был в длинную посконную рубаху, ничем не подпоясанную. От него веяло сыроватой прохладой, пахло глиной и конским потом. Всё это показалось Нежате весьма подозрительным.

— Онфимка сказал? Наконец послал кого-то способного! — обрадовался старичок. — Многие ведь меня искали, да заплутали: их растерзали волки да медведи. Только эта тропка заговорена мной от хищных зверей и ядовитых змей. И раз уж ты здесь, значит готов стать моим учеником.

— Вообще-то я не собирался становиться ничьим учеником, — сказал Нежата робко. — Я только закончил обучение в монастыре и хотел…

— Да ты не торопись отказываться! — перебил юношу странный спутник. — Если нашел мой путик, значит, можешь такое познать, чему у людей не научиться. Знания мои коренятся в лесной земле, во мху сыром, уходят в самую глубь, туда, где корни деревьев сплетаются в темноте.

— Что же это за знания такие? — спросил Нежата, начинавший смутно догадываться, с кем имеет дело, и от этой догадки мурашки побежали у него по спине. — Кто ты?

— Лесной человек я: лес — моя стихия. Все здесь знаю, все слышу и всех понимаю: зверей мохнатых, птиц пернатых, ползучих гадов, рыб речных. Прежде многие искали лесных людей, чтобы научиться, чтобы удача была в охоте. Лучшие сокольничие княжьи — ученики наши. Я и сам охотился с князем Владимиром Всеволодовичем да Юрием Владимировичем, пока молодой был. В лес пришлось уйти: время учить настало. Только учить стало некого: забыли нас. Онфим случайно ко мне попал, чуть волкам не достался, — объяснил старичок. — Ну пойдем, пойдем. Ты голодный, поди. Накормлю тебя, в баньке попарю, спать уложу, а завтра поговорим.

— Но… я… я не хочу твоих знаний, — заспорил Нежата. — Я в Киев иду старцам преподобным поклониться.

— Что? — рассмеялся лесной человек. — Что тебе твои старцы откроют? Что могут они знать? Кроме своих книжек они ничего не видали, а здесь лес говорит со мной, сама земля открывает тайны. Идем! — старик властно схватил Нежату за руку и потянул в заросли орешника и крапивы, а тропа послушно свернула, расстилаясь перед ним, раздвигая ветки и жгучие высокие стебли. Нежата, пытаясь сопротивляться, уперся ногами в землю, отклонился назад, перекрестился. Старичок только хмыкнул, увлекая юношу за собой. С каждым шагом Нежата чувствовал в себе все меньше сил к сопротивлению и только мысленно взывал к Богу: «Услыши, Господи, правду мою, вонми молению моему… Удиви милости Твоя, спасаяй уповающия на Тя от противящихся деснице Твоей. Сохрани мя, Господи, яко зеницу ока, в крове килу Твоею покрыеши мя…»[4].

— Эй, ты чего там бормочешь? — лесной человек приостановился, ослабляя хватку. Нежата выдернул руку и отступил на шаг. — Ты что ли на самом деле не хочешь знать мою науку?

— Нет, не хочу.

— Отчего же? Знание мое много дает. Чем ни займись, во всем тебе будет успех: в охоте, в рыбной ловле.

— Но ты ведь тоже что-то хочешь получить взамен?

— Только возможность уйти в край покоя. Выучив троих учеников, я смогу освободиться и покинуть этот мир. Двое у меня уже есть, научу тебя и буду волен.

— Нет, — строго сказал Нежата. — Я не согласен лишаться свободы ради знаний.

— Не только знаний, но и богатства. Умение понимать язык животных и растений открывает большие возможности. Слышал ли ты историю о человеке, который разбогател, благодаря своему знанию? Идем, накормлю тебя. А после расскажу эту удивительную и назидательную повесть.

— Мне не нужны деньги, — возразил Нежата.

— Но историю-то послушать хочется? — улыбнулся старичок лукаво. А Нежате и правда очень хотелось послушать про человека, умевшего понимать растения и животных. Почуяв это, лесной человек мягко взял юношу за руку и повел вперед.

«Объяша мя, яко лев готов на лов и яко скимен, обитаяй в тайных…»[5] — вертелось у Нежаты на языке, а дальше он никак не мог вспомнить. Это мешало ему, он путался в словах, будто в длинных полах одежды, и при этом скользил сквозь реальность, не имея возможности за нее уцепиться.

— Постой, — сказал он своему провожатому. — Подожди. Покоя мне нет: не могу вспомнить, что дальше. Можно я гляну? — Нежата улыбнулся обезоруживающе.

— Ну, глянь, — нехотя отозвался старик. — А то подожди: придем и глянешь?

— Нет, прости, хочу прямо сейчас. Я даже идти толком не могу, ноги заплетаются вместе с языком.

— Ладно уж, — проворчал лесной человек и разжал пальцы. Нежата, присев на корточки, принялся вдумчиво искать нужный текст. Ему необходимо было на чем-то сосредоточиться, почувствовать тепло шершавого пергамена, его запах, увидеть ровные буквы. Вот выползла выгнутая змейкой «зело», тянущая за собой палочку «i» под легким ярмом титла. Шестнадцатый псалом.

«Воскресни, Господи, предвари я и запни им, — прочел он. — Избави душу мою от нечестиваго, оружие Твое от враг руки Твоея, Господи, от малых от земли…»[6].

— Что там у тебя такое? — рассердился лесной человек и, схватив Нежату за шиворот (тот даже не успел подняться на ноги), потащил за собой. Деревья, кусты, трава замелькали у Нежаты перед глазами так быстро, что ему пришлось зажмуриться, в лицо дул сильный ветер, и он мог поручиться, что летит по воздуху, время от времени едва задевая коленями землю. Вдруг они резко остановились, и Нежата открыл глаза. Перед ними на тропинке стоял старец в белой рубахе, подпоясанной простой веревкой, в серой выцветшей вотоле, с посошком из какой-то кривой сучковатой палки. Это Нежата почему-то очень ясно увидел и почувствовал светлое тепло, исходящее от него.

— Лесной, — сказал старец строго. — Куда это ты тащишь мальчика? Весь лес перепахал, — он с упреком покачал головой. Нежата невольно оглянулся и увидел, что за ним тянется борозда. — Вставай, чадо, — старец помог Нежате подняться с колен, и юноша, опустив глаза, с удивлением обнаружил, что его одежда разодрана в клочья, колени разбиты в кровь. Он почувствовал боль, стиснул зубы. — Что это ты, лесной, опять безобразничаешь?

— Он нашел