в один мощный кулак, чтобы поддержать своего лидера на «стрелке», разборке, устроить погром на «точках» конкурентов.

В то время такая структура и численность группировок были вполне оправданы. Частный бизнес ещё только зарождался и интерес группировок, в основном, простирался на коммерческие ларьки, торговые павильоны, небольшие магазинчики (больших ещё и не было), легальные и нелегальные рынки всех направлений, кафе, рестораны, спекулянтов, валютчиков. Всё это требовало постоянного присутствия «пацанов». С этих точек они кормились сами и пополняли «общак» группировки.

Да и спорные вопросы, возникавшие между противоборствующими группировками, обычно решались если не словами, то силой, в смысле мышечной силой: кулаками, битами, цепями и прочим подручным инструментом. У кого больше этой самой силы, то есть бойцов, тот и прав.

Почему я всё время про «точки» упоминаю? Потому что, в принципе, коммерция, денежный вопрос, который проходит красной линией через всю криминальную жизнь, составляет её смысл. Вся борьба идет за деньги, «люди гибнут за металл». Ведь где деньги, там и власть.

Не просто складывались отношения у нового криминала с представителями уголовного мира, придерживавшимися патриархальных традиций, которым не нравились формы и методы работы «новичков», способы решения проблем и споров, их независимость, наглость и, пожалуй, главное – отсутствие почтения к старым традициям, авторитетам и «Ворам».

Те пренебрежительно называли нас – новоявленных, стремительно набирающих силу конкурентов, нагло вторгавшихся в их пространство – «спортсменами» и «автоматными рожами», а мы, посмеиваясь, звали их «синими» за зэковские татуировки, украшавшие их тела, ну или «блатными».

Отдельное явление – это кавказские группировки. Чеченские, ингушские, дагестанские. Наглые, сплочённые, а потому сильные. Они жили по своим традициям и законам и быстро набирали авторитет и влияние в Москве и других регионах страны.

Всё чаще между славянскими и кавказскими группировками происходили столкновения и конфликты из-за раздела сфер влияния.

Насколько мне известно, пик конфликта пришёлся на весну 1989 года, когда в столичном парке Сокольники состоялась «стрелка» с чеченцами или «чехами», как мы их называли, на которую по призыву Сергея Ивановича съехались люди из разных славянских группировок Москвы: «сильвестровские», «таганские», «измайловские», «кемеровские», «гольяновские», «люберецкие», «солнцевские», «подольские» и др.

С обеих сторон люди были настроены решительно, многие из них имели холодное и огнестрельное оружие, и «стрелка», извиняюсь за каламбур, закончилась перестрелкой, местами перешедшую в жестокую рукопашную схватку.

Это была первая и, к сожалению, единственная разборка такого масштаба, и дело не в том, кто какие потери понёс, а в том, что славянские группировки, забыв на время о своих неурядицах, смогли объединиться и дать жёсткий отпор «чехам». Многие из участников той баталии достойно проявили себя.

Именно после Сокольников «борцы» стали ближайшими Сильвестру людьми. Понятно, что эта «стрелка» не могла положить конец противостоянию между славянскими и кавказскими группировками – конфликты между ними продолжались ещё долго, впрочем, как и между группировками вообще – но всё-таки это было значительное событие. Авторитет Сергея Ивановича взлетел до небес. Теперь с ним считались и уважали его не только славянские, но и кавказские группировки. Поистине он стал королём преступного мира Москвы, который мог диктовать свою волю и уголовным патриархам.

Конечно же, появление на поле криминала новых игроков не могло пройти незамеченным для стражей правопорядка, и они пристально следили за тем, как молодые, энергичные бригады набираются опыта, разрастаются, превращаются в значительную силу, с которой уже нельзя было не считаться.

Фельдман, Магидс и «ограбление века»

1990 год был богат на события, и не только те, которые изменили криминальный мир Москвы, открыв эпоху кровавого передела, и ставшие ступенью, позволившей войти нам в ближайшее окружение Сергея Ивановича, но и события не столь глобальные, однако не менее важные для меня.

Весной 1990 года освободился из заключения Ян Фельдман, отец моего приятеля из числа «золотой молодёжи», обитавшей в нашем кафе на ул. Костякова – Фрэда.

Ян отбывал солидный срок то ли за кражу, то ли за спекуляцию антиквариатом, в том числе и иконами. Человек неглупый и обладавший серьёзными связями, сумел досрочно выйти на волю «по актировке» (состоянию здоровья), провалявшись какое-то время в «дурке» и получив инвалидность.

Аферист по натуре, очутившись на воле, он, конечно же, взялся за старое. На этот раз он собирался провернуть какое-нибудь крупное дело, которое обеспечило бы ему безбедное существование за границей до концадней.

Навестив своих старых приятелей, имевших отношение к искусству, и пообщавшись с информаторами, он наметил цель – коллекцию картин некоего Магидса – и стал планировать ограбление.

Для осуществления задуманного ему нужна была команда, и когда он поинтересовался у сына, нет ли у того на примете подходящих людей, Фрэд назвал меня.

В один из дней Фрэд привёл отца в кафе на Костякова выпить по чашечке кофе, а заодно и познакомить его со мной.

Ян – высокий, сильный, хорошо одетый импозантный мужчина – произвёл на меня весьма благоприятное впечатление. Похоже, что и я на него тоже, так как через пару дней тот пригласил меня к себе домой для серьёзного разговора.

Помимо меня, на встрече присутствовал Женя Токарев – человек Яна, с которым он познакомился в колонии, где оба отбывали срок, а потом вместе лежали в «дурке». Женя уже имел опыт в подобной «работе» и тоже должен был принять участие в ограблении.

Ян в общих чертах обрисовал мне суть дела и, назвав сумму, которую готов выплатить за сделанную работу, поинтересовался, готов ли я в ней поучаствовать.

Предложение показалось мне весьма заманчивым, и я согласился.

Мы принялись за обсуждение предстоящего дела. У Яна и Жени уже был набросан какой-то план, но он явно никуда не годился, и тогда я взялся сам за подготовку операции.

Виктор Магидс

Магидс проживал в районе Трёхпрудного проезда в семиэтажном доме сталинской постройки. Его квартира, находившаяся на пятом этаже, была оборудована сигнализацией, двойной входной дверью и решётками на окнах, казалась неприступной крепостью.

Я несколько дней наблюдал за жильём коллекционера, разглядывая его в бинокль с соседнего здания, изучал распорядок дня Магидса, обследовал прилегающие к его дому дворы и близлежащие переулки на случай отхода, и проконсультировался со специалистами по сигнализациям.

Каждое утро в один и тот же час Магидс выходил из квартиры и следовал в город по своим делам. Я решил, что проникнуть в квартиру проще всего будет при выходе из неё коллекционера. Дело в том, что сигнализация в квартире включалась в тот момент, когда затворялась внутренняя дверь. Но расстояние между дверьми очень маленькое