— Миледи, у вас вот здесь пятнышко сажи.

Если бы Эверилл не была так сосредоточена на том, чтобы не покачиваться, сидя на своем стуле, а также на стараниях удержать пищу, которая бурлила у нее в желудке, смешавшись с виски, которое отец заставил ее выпить, она, конечно же, попыталась бы уклониться от прикосновений противного маленького лорда Сирила Сьюэлла, протянувшего руку, чтобы стереть грязь с ее щеки. Она, наверное, даже повернулась бы и заговорила с его не менее противной матушкой, сидевшей слева от нее. Но она была действительно сосредоточена на другом, и его прикосновение застало ее врасплох; она, не подумав, рассердилась и с раздражением оттолкнула его руку.

На самом деле этот человек все время прикасался к ней. К ее рукам, лицу, предплечьям, ногам. Мало того что он сидел так близко, что его бедро то и дело касалось ее бедра, но он еще и находил предлоги, чтобы потрогать его. То на ее платье пушинка, то нужно стряхнуть с него хлебную крошку… И все это для того, чтобы несколько раз провести рукой вверх-вниз по ее бедру в довольно неприятной манере.

Эверилл с трудом удерживалась от желания дать в нос этому отвратительному человечку: А он действительно был и отвратительным, и маленьким. Он был почти одного с ней роста — чуть выше пяти футов.

Она заметила, что, получив отпор, лорд Сьюэлл сузил глаза, и заставила себя улыбнуться и пробормотать:

— Это… это ничего, милорд. Горничная позаботится об этом потом.

Эверилл приходилось говорить медленно, чтобы произносить слова внятно, но ей показалось, что она произвела этим хорошее впечатление, и поэтому удивилась, увидев, что лорд Сьюэлл страшно нахмурился. Выражение недовольства то и дело появлялось у него на лице с тех пор, как они уселись за угощение, которое ее отец велел подать для лорда Сьюэлла и его матери.

Сьюэлл почему-то сразу показался Эверилл непривлекательным. Волосы буровато-мышиного цвета, лицо круглое, глаза невыразительные. Короче говоря, он был начисто лишен того обаяния и привлекательности, которые были присущи Кейду. Но имел вес, по крайней мере в три раза больший, чем у Кейда. К несчастью, основная часть этого веса приходилась на живот. Лорд Сьюэлл явно не проводил время за упражнениями, как то делали ее брат и отец. Наверное, подумала Эверилл, он целиком и полностью зависит от того, насколько владеют оружием его солдаты, поскольку у нее вызывало большое сомнение, что он хотя бы немного сильнее ее и владеет палашом лучше, чем она.

Конечно, Эверилл не винила его во всех этих грехах. Она была достаточно разумна, даже теперь, слегка захмелев, и понимала, что внешность не имеет и не должна иметь значения. В конце концов, сама она страшна как смертный грех со своими рыжими волосами и отметиной на лице, и при этом ей хотелось, чтобы ее ценили не только за внешность, но и за другие качества. К несчастью, лорд Сьюэлл и в этом смысле ничем не мог похвастаться. Он не был ни умен, ни интересен и не шел ни в какое сравнение с Кейдом. На этой неделе она каждый день не один час разговаривала с Кейдом о том о сем, вспоминая детство, обсуждая то, что он пережил в заточении и позже, в тунисском монастыре. Они говорили о литературе — например, о «Бервульфе», даже о политике и религии. А у лорда Сьюэлла, судя по всему, не было никакого мнения о таких вещах; он даже ничего не знал о них, и все ее попытки вызвать его на разговор ни к чему не привели.

Оптимизм вызывает только то, подумала Эверилл, что отцовский план удался. Она ни разу не заикалась… хотя и проявляла огорчительную склонность произносить слова невнятно. Весьма огорчительную, решила она.

— Вы что-то сказали? — переспросил лорд Сьюэлл, наклоняясь к ней.

Эверилл понимала, что это всего лишь предлог, чтобы еще раз заглянуть за вырез ее платья. Он все время пытался это сделать. Другие претенденты почти не смотрели на нее, лорд Сьюэлл, казалось, вознамерился рассмотреть ее во всех подробностях, прежде чем что-то решить.

Отец внезапно кашлянул и сказал с грубоватой сердечностью:

— Быть может, когда мы покончим с нашей трапезой, лорд Сьюэлл, вы посидите со мной у огня и мы потолкуем?

— Разумеется, милорд, — весело ответил гость.

Потом придвинулся к Эверилл, снова бросил взгляд на ее грудь и прошептал:

— Ваш отец хочет узнать, возьму ли я вас в жены.

Эверилл подняла руку, чтобы прикрыть вырез платья, и пробормотала нечто, выражавшее, как ей хотелось думать, не меньший интерес. Очевидно, этого оказалось вполне достаточно, потому что Сирил выпрямился и улыбнулся ей, после чего сообщил:

— Полагаю, я отвечу согласием.

Сердце у Эверилл упало.

— И вы должны быть благодарны мне за это, дорогая. В конце концов, вы унаследовали от матери неудачный цвет волос. Хотя вы и проявляете здравый смысл, пряча их под свой убор.

Эверилл обеспокоенно поднесла руку к лицу, заметив, что несколько непокорных рыжих прядок выбились из полотняного чепца, в который Бесс спрятала ее волосы по приказанию отца.

— И у вас такая маленькая… грудь, — добавил лорд Сьюэлл разочарованно.

Это что-то новое. Раньше все объясняли свое нежелание взять ее в жены только тем, что у нее отвратительный цвет волос, родимое пятно и заикание, и она впервые услышала упрек относительно своей груди.

Эверилл была согласна, что грудь у нее небольшая, но и особо маленькой она не была; конечно, ее грудь не шла ни в какое сравнение с грудью его матери, леди Сьюэлл, — у той она была просто огромная, и казалось, что эта леди вот-вот потеряет равновесие и упадет лицом вниз. Уж не поэтому ли лорд Сьюэлл все время заглядывает за вырез ее платья? Он пытается отыскать ее грудь?

— И еще вы склонны болтать о всякой чепухе, — добавил он, нахмурившись.

В ответ Эверилл тоже нахмурилась. Не прошло и нескольких минут после появления гостей, как она почти перестала говорить, в основном потому, что не получала от лорда Сьюэлла никаких ответов на свои вопросы. Но если он считает, что то немногое, что она сказала, можно назвать болтовней… Господи помилуй!

— Ну, Сирил, не будь таким недобрым, — пожурила его мать, подавшись вперед, чтобы присоединиться к разговору. — Леди Эверилл не виновата в том, что она не родилась красавицей и что у нее, к несчастью, почти нет груди. Внешность у жены — не самое главное. Говорят, лорд и леди Мортань были очень счастливы в браке, а ведь леди Мортань была такой же невзрачной. Без сомнения, леди Мортань была весьма благодарна лорду Мортаню за то, что он женился на ней, и делала все возможное, чтобы он был счастлив, и я уверена, Эверилл поступит так же. Из благодарности она будет делать все, что ты пожелаешь. А ночью, в постели, ты задуешь свечу, и внешность Эверилл не будет иметь значения… Просто думай о приданом, когда будешь выполнять свои супружеские обязанности, — предложила леди Сьюэлл и весело рассмеялась своей шутке.

— Матушка права. Надеюсь, вы будете мне благодарны, — изрек лорд Сьюэлл и снова уставился на грудь Эверилл, оценивая ее.