class="p1">Как и в случае с Амундсеном, Пири долгое время обдумывал идею переселения представителей коренных народов на Запад. В 1894 году он привез в Америку своего первого инуита, девочку-подростка. Одну зиму она прожила с семьей Пири, а потом вернулась в свой родной город в Западной Гренландии. Затем в экспедиции 1897 года он предложил остаться в Америке инуитам Нуктаку и Кисуку, а также Минику, сыну Кисука, жена которого незадолго до этого умерла во время эпидемии. Пири взял с собой в Нью-Йорк в общей сложности шесть инуитов из Гренландии. Менее чем через год четверо из них умерли от гриппа – болезни, против которой у инуитов не было иммунитета. Только один выжил и вернулся в Гренландию. Среди умерших был Кисук. Миника усыновила семья Уильяма Уоллеса, управляющего зданием Американского музея естественной истории в Нью-Йорке и коллеги Пири.

В некотором смысле мотивы Пири в приобщении коренных народов к цивилизации напоминали мотивы Амундсена. Пири тоже рассматривал переселение как своего рода естественный эксперимент. Он сотрудничал с Американским музеем естественной истории в Нью-Йорке и с тамошними этнологами. Рубеж XIX–XX веков – это время, когда подобные музеи на Западе собирали и экспонировали не только орудия труда коренных народов, но и человеческие останки. Сегодня это вызывает недоумение – напрашиваются аналогии с тем, как выставляют на всеобщее обозрение чучела и части тела разных животных. Однако в то время это было общепринятой практикой – расистские и научные модели мышления не были так уж далеки друг от друга. Демонстрировать толпе представителей коренных народов, в том числе используя средства массовой информации, было способом заработка, а Пири постоянно искал средства для своих экспедиций.

Пири лично мало интересовался привезенными им на материк шестью инуитами. Похоже, он не проявлял того эмоционального участия, которое было свойственно Амундсену в его заботах о судьбе чукотских девочек, он никогда не выказывал особой готовности помочь Минику в выпавших на его долю испытаниях. Случай Миника – печальный пример того, чему могут подвергнуться дети, которых перевезли на Запад. После смерти Кисука в феврале 1898 года руководство Американского музея естественной истории выставило его забальзамированное тело в Отделе культуры инуитов. А чтобы ввести Миника в заблуждение, устроило его отцу фальшивые похороны. Отчим Миника все это знал и в какой-то мере, вероятно, даже участвовал в «похоронах». Самому Минику настоящая судьба его отца стала известна много лет спустя, когда о ней поползли слухи в его школе. О том времени, когда умер его отец, Миник позже писал:

«Помимо безнадежности и одиночества, кто знает, каково это: испытывать жгучее желание вернуться домой и в то же время осознавать, что у вас нет никакой надежды? Нет, это невозможно понять».

Автобиография Миника была впервые опубликована в газете San Francisco Examiner, одном из первых изданий желтой прессы, спекулирующей на драматических событиях. Неизвестно, в какой мере редакция газеты изменила стилистику текста, но есть подозрения, что в угоду требованиям журналистики того времени он был переделан. Текст Миника полон пафосных фраз и восклицаний, содержит описание тех событий его жизни – порой самых эффектных, а иногда и отвратительных, – которые могли бы привлечь аудиторию и сделать Миника также своего рода выставочным экспонатом, на этот раз для читателей.

* * *

Судьба других аборигенов, перевезенных на материк, менее драматична, их повседневная жизнь на новых землях складывалась вполне благополучно. Подобные эксперименты проводились и в XX веке, так что часть переселенцев еще и сегодня живет среди нас. В 1950-х годах Дания запустила в Гренландии, тогдашней своей колонии, проект переселения детей-инуитов, потерявших одного или обоих родителей. Датский Красный Крест совместно с другими организациями отправлял таких детей на корабле в Данию.

Хелене Тиесен было пять лет, когда ее отец умер от туберкулеза. Вскоре в их дом пришел священник и беседовал с ее мамой, Магдаленой Расмуссен. Хелене не разрешили присутствовать при разговоре.

«Потом моя мама села передо мной на корточки и сказала: „Ты поедешь на очень большом корабле“. Я не поняла ее. Она объяснила, что вскоре придет большой корабль, который отправится очень далеко, в совершенно другую страну под названием Дания. Что на этом корабле также будут другие дети и что Дания почти что рай, с высокими деревьями и множеством красивых цветов. А потом она добавила, что теперь, после смерти отца, не может присматривать за всеми нами, тремя детьми. Я стояла неподвижно и смотрела в одну точку. Мать ушла, а я в дверях кухни увидела старшую сестру. Она выглядела расстроенной и сказала, что мне повезло: я отделалась от мытья полов».

Хелена помнила, как много времени прошло от разговора с матерью до отъезда, как сильно она нервничала в это время и никак не могла понять, почему ей нельзя остаться дома. В день отъезда семья проводила ее на корабль. Вместе с другими детьми она поднялась на борт (всего на корабле был 21 ребенок), в новом платье, которое специально к отъезду сшила ей мать. Корабль отплыл на юг, и мама махала ей с набережной, становясь все меньше и меньше, пока совсем не исчезла. «Мне было очень жаль, что я уже не могу помахать ей», – писала Хелена[74]. Воспоминания она писала, будучи взрослой, но все же какие-то мелочи застряли в памяти: темное море под ногами, когда она поднималась по трапу; страх, что чемодан, стоящий на полу каюты, исчезнет; линия горизонта, окружившая со всех сторон корабль в открытом море; свое удивление при виде датчанина, жующего «красный цветок» – помидор.

Дальнейшая судьба этих детей складывалась по-разному. Одни попадали в семью к опекунам, которые, возможно, впоследствии становились их официальными усыновителями. Других – самых маленьких – отправляли в детские дома, а детей постарше – в школы-интернаты. Хелену, как и остальных детей с корабля, поначалу поселили в общежитии, затем на некоторое время разместили в частных домах датчан. Некоторых усыновили, но Хелена не оказалась в их числе. У нее была экзема, и ее временно поселили в семье доктора. На Рождество дочь доктора получила в подарок большую красивую куклу, а Хелена – маленькую. «…У меня нет радостных воспоминаний о том времени», – писала Хелена[75]. Она не хотела разговаривать с опекунами и считалась трудным ребенком. Когда экзема прошла, девочку переселили в другую семью, которую она вспоминает с большой теплотой: «Я попала в прекрасное просторное место, наполненное радостью».

Инуитские семьи в Гренландии приходилось долго и упорно убеждать, чтобы они отпустили своих детей