не моё, не люблю бригадный подряд. К тому же, зачем Вадика заставлять быть третьим? Он и так сам не свой. Но и я не святой, что хочу — то беру, и не отступаюсь.

Никифор повернул Ольгу лицом к столу и наклонил, одной рукой продолжая ласкать её грудь, а второй спускаясь вниз по животу. Вскоре Ольга почувствовала, как Иван Николаевич осторожно вошёл в неё и начал двигаться. Когда всё было кончено, Никифор исчез из комнаты, будто и не было его. Ольга надела купальник, покинула "комнату для уединения" и с разбега прыгнула в бассейн. Сегодня она не собиралась обдумывать то, что произошло.

…В город они возвращались втроём — Вадим взялся подвезти одного из гостей, прибывших вчера на такси. Ольга крепко подозревала, что Вадим просто не смог оставаться с ней наедине, испугался.

Никакой неприязни к Вадиму Ольга не чувствовала, равно как и обиды. Ей ли обижаться? К ней отнеслись так, как она того заслуживает и как позволяет относиться к себе. Она всего лишь игрушка Вадима; возможно, любимая игрушка, но всего лишь игрушка.

Так сложились обстоятельства, что одному большому мальчику пришлось поделиться любимой игрушкой с другим, более взрослым, влиятельным и сильным мальчиком. Видимо, Вадиму полагаются за лояльность к нужному человеку какие-то значимые ништяки, иначе он бы своей любимой игрушкой делиться не стал. Слишком хорошо Ольга знала Вадима, но, как выяснилось, всё же не до конца.

* * *

Утром в понедельник Ольга как всегда вовремя появилась в офисе — так, будто ничего выходящего из ряда вон накануне не произошло. Вадим был бледнее обычного и избегал встречаться с ней глазами, однако вёл себя вполне спокойно.

Незадолго до обеда к офису подъехала большая и угловатая чёрная машина, и вскоре в кабинете появился один из представителей службы безопасности Никифора — Ольга узнала монументального верзилу сразу, как и Вадим.

Вручив Ольге огромный букет и коробочку из тёмно-синего бархата, верзила откланялся и уехал. В коробочке оказались маленькие серьги. Правда, судя по описанию на этикетке, сделаны они были из сплава золота и платины, с россыпью мелких бриллиантов. Настоящих бриллиантов.

Краем глаза заметив, как напряжённо Вадим смотрит на неё, Ольга подошла к зеркалу, вынула из ушей маленькие золотые колечки и вставила новые серьги.

У бухгалтера, Марии Александровны, глаза стали едва ли не больше очков, но она никогда не задавала лишних вопросов.

Подарок Никифора навёл Ольгу на мысль о том, что можно будет подарить маме на день рождения. Сегодня маме исполнилось пятьдесят пять лет. Днём она, разумеется, будет проставляться на работе, а вот вечером Ольга как раз собиралась зайти к родителям и поздравить маму. Понятное дело, никакого праздника дома не намечается, как обычно у них.

По понедельникам Ольга и Вадим никогда не встречались вне работы, поскольку день всегда был слишком суматошным, загруженным. Потому после работы, прихватив букет "от Никифора", Ольга зашла в ювелирный магазин, а потом — в "Кулинарию" за тортом.

Получив подарки от дочери, мать расплакалась. До сих пор из украшений у неё были только тонкое обручальное кольцо и серьги, доставшиеся от бабушки. Ольга подарила маме ювелирный гарнитур — золотые серьги и цепочку с подвеской в форме бабочки. Цветы были поставлены в старую вазу, а мать и дочь сидели в кухне и пили чай с тортом.

Сначала отца дома не было, возможно, поэтому вечер и казался почти идеальным. Отец ушёл помогать какому-то знакомому ремонтировать мотоцикл, — ну а что ж ещё делать, когда у жены день рождения? — и вернулся, естественно, в изрядном подпитии.

Вскоре он появился в кухне — видимо, наливать — наливали, но не накормили в гостях. Увидев Ольгу, отец скривился и бросил гневный взгляд на мать:

— Опять эту шалашовку привечаешь, мать? — раздражённо бросил он.

— Витя, ну что ты говоришь такое? Оля пришла меня поздравить с днём рождения.

Ольга, которая всегда отмалчивалась и не отвечала на выпады отца, сегодня вдруг поняла, что больше не сможет выносить его постоянные оскорбления.

— А он, мам, думаешь, помнит, что у тебя сегодня день рождения? — холодно усмехнулась Ольга, сложив руки на груди. — Хотя какое там помнит, он и не знал никогда!

Многолетняя чаша терпения Ольги переполнилась, и всё, что накопилось в ней, хлынуло через край.

— Ты как с отцом разговариваешь, подстилка буржуйская? — взбеленился отец. — Как смеешь?

— А ты как со мной разговариваешь? — вскочив из-за стола, Ольга открыто смотрела в налившиеся кровью глаза отца.

— А как с тобой разговаривать, если ты проститутка? У нас, у честных людей, дочь — проститутка! Позорище!

— Я такая же проститутка, как ты, так что следи за языком!

— Ах, ты..! — отец, перевернув табуретку, рванулся к Ольге, оттолкнув мать, которая пыталась преградить ему путь.

— Только сунься, — просто и холодно процедила Ольга, схватив в одну руку нож, которым резала торт, а во вторую — вилку.

Ольга всегда ела торт вилкой, за что тоже постоянно выслушивала от папаши оскорбительные замечания.

— Оля! — закричала мать, но она зря волновалась, потому что отец успел затормозить и уселся на один из табуретов.

Положив перед собой вилку и нож, Ольга схватилась за край столешницы, наклонилась в сторону отца и подняла бровь:

— Подарок твой где, честный человек? Доставай, не стесняйся! — спокойно сказала она.

— Какой подарок? — угрюмо спросил отец.

— Который ты приготовил для мамы на день рождения. Где он?

— Оля, да не надо мне ничего! — попыталась разрулить ситуацию мать.

— Да конечно же не надо, зачем тебе? — ответила Ольга матери, но смотрела при этом на отца. — Он же ничего, кроме своего корнишона, тебе за тридцать два года не подарил ни разу. Только на прерывания успевал вовремя отправлять.

Мать закрыла рот ладонью, с ужасом глядя на Ольгу.

— Что уставились? Я видела свою детскую медицинскую карту, а там чёрным по белому написано, сколько у матери было беременностей и сколько родов. И как закончились беременности, если не было родов. Это только до меня, а ведь наверняка были и после! За тридцать два года брака ни цветочка, ни шоколадки! Ни "спасибо" за то, что мать работает с тобой наравне, хотя на пенсии по горячей сетке уже пять лет, потом к плите встаёт дома, или на огород едет, или уборку делает, или твои вонючие носки и проперженные труселя руками стирает! Как же, ты ведь пуп земли и царь зверей, тебе по определению все обязаны!

— Неблагодарная, — покачал головой отец. — Тварь неблагодарная!

— А за что мне тебя благодарить? Может, за счастливое