– Ну что ж, – говорит папа. – Стефан, ты справишься с ведром?

– Ага. – Стейк смотрит на продырявленное ведро. – Какое-то оно противное, – говорит он.

– Это просто ржавчина, ерунда. Ну, лей.

Стейк на подгибающихся ногах забирается на лестницу. Примерно через шаг он останавливается, ставит ведро на ступеньку и отдыхает.

– Раз, два, раз, два! – покрикивает папа. – Я хочу принять душ!

– Да-да, спокойно. – Стейк уже наверху. Поднимает ведро. – Готов?

– Давай, сынок, не томи!

Стейк переливает воду в ведро с дырками. И вдруг ржавое днище отрывается и падает папе прямо на макушку, а следом выливается ледяная вода, вся разом.

Папа Стейка ахает. Лицо его белеет. Потом синеет. Он хватает ртом воздух, кожа покрывается пупырышками, зубы стучат.

Потом что-то шелестит у него над головой.

Это развязался узел, который завязали Стейк и Хедвиг. Остаток ведра со свистом падает с дерева и эдаким воротничком надевается папе Стейка на шею.

Папа Стейка медленно снимает воротник и ставит на землю. А потом говорит:

– Хедвиг, а нет ли тут поблизости озера, где можно искупаться?

Там, где живёт Хедвиг, озера для купания нет. Во всяком случае, поблизости. Но есть речка. Вода в ней бурая, медленная и тёплая – вот где можно купаться.

В лучах вечернего солнца вдоль иссохшей канавы шествуют четыре фигуры. Первым идёт высокий и стильный человек в зелёных плавках.

За ним – коротышка с круглым носом, в трусах и цветастых сабо.

Дальше – толстячок в брюках и майке с длинными рукавами.

И в конце процессии – маленькое и едва заметное – ковыляет что-то драное и безобразное на четырёх ногах, держа хвост пистолетом.

– Речка! Вот как моются в деревне! – ликует папа Стейка. – Ну конечно!

В одной руке у него бутылочка шампуня, в другой – мыло. На плечи накинуто полотенце.

– Ну а вдруг там до дна не достать? – спрашивает Стейк, ударяя кулаком по высокой траве. – Вдруг я опущусь на тысячу метров и утону?!

– Там неглубоко, – говорит Хедвиг. – Я купалась много раз.

– М-м, здорово, – бормочет Стейк.

Сейчас даже Буссе будет по шейку, если встать на задние лапы. Из-за жары речка обмелела почти наполовину. Какая-то несчастная плотвичка бьёт хвостом по воде, в иле квакают лягушки. Из тростника выглядывает рогоз – как будто пучок толстых сигар торчит из зелени.

– Великолепно! – восторгается папа Стейка и скидывает полотенце. Он заходит в воду на своих жилистых ногах и плюхается на спину. На берег накатывают волны.

– Ты что, не будешь купаться? – спрашивает Хедвиг, глядя на Стейка, который улёгся рядом с Буссе на папином полотенце.

– Вряд ли. Мутно тут как-то.

– А я искупнусь, – говорит Хедвиг, снимает сабо и заходит в воду.

– Хорошо-то как! – радуется папа Стейка. – Ну давай же, Стефан!

Стейк суёт руку в карман. Там у него лежат плавки, скомканные в маленькую булочку.

– Не, неохота, – говорит он.

– Что за глупости? – кудахчет папа и выдавливает на волосы немного шампуня. – Ты уже неделю не мыл голову!

– Ну… я не хочу, – бормочет Стейк.

Хедвиг лежит на воде. Вода с клёкотом заливается в глаза. Стрекозы – бродяжки и красотки, носятся на фоне безоблачного неба, как маленькие самолёты с пропеллерами.

Камни не плавают. И всё же Хедвиг чувствует его – камень в животе. Камень, оставшийся со вчерашнего дня. Она ещё никогда не ссорилась с бабушкой. По крайней мере, так сильно, чтобы расстаться врагами. Это странно.

Конечно, она могла бы пойти домой и позвонить ей. Немного поболтать, спросить, как там скатерть…

Хотя почему это она должна звонить? Это бабушка должна звонить Хедвиг. Если Хедвиг не будет с ней общаться, она, возможно, поймёт, как глупо поступила.

Папа Стейка нырнул под воду и смыл пену. И вот он выныривает, как рыкающий тюлень, и трясёт головой.

– А-а-ах-х! Ну давай же, Стефан!

– Я кого-то видел у нашего дома, – отвечает Стейк.

Папа протирает глаза указательными пальцами.

– Что ты сказал?

– Я видел кого-то у «Чикаго». Только что.

– Чего? Тебе наверняка померещилось.

– Нет, кто-то стоял у двери. Он как будто стучался или вроде того. Может, пойдём домой?

– Ха-ха, меня так просто не проведёшь. Ты это говоришь просто потому, что не хочешь мыть голову. Слушай, в чём дело, а?

– Я же сказал! Вода мутная!

– Ерунда! Вода в речках всегда такая.

– Ага, когда в неё спускают какашки.

– Ну скажешь тоже! В озере у мамы вода, кстати сказать, в семь раз мутнее. А там ты всегда купаешься.

– Да, но прямо сейчас мне не хочется…

Папа подгребает ближе к берегу и брызгает на Стейка водой.

– Неженка, неженка!

– Отстань, – бормочет Стейк. По лбу стекает пот.

– Ну всё, я во что бы то ни стало хочу увидеть, как этот мальчик купается. – Папа выходит из воды и хватает Стейка за рукав. – Вот так! Снимай одёжку и надевай плавки.

– Да-да, там правда кто-то есть! – говорит Хедвиг, заметив, как кто-то шарит по кустам возле дома Стейка. – Я его вижу!

Ни Стейк, ни папа её не слышат.

– Мой малыш… – уговаривает папа. – Ну-ка, руки вверх!

Он дёргает и тянет, Стейк сопротивляется.

– Я не хочу, говорю же!

Майка с треском рвётся по швам. Секунда, и она лопается спереди, и пузо Стейка удивлённо выглядывает на солнечный свет.

Стейк вырывается, его лицо горит. Как безумный комбайн, он прёт прямо в реку, прямо в одежде, вода вокруг закипает, стрекозы, стуча крыльями, разлетаются во все стороны.

– НУ ЧТО, ТЕПЕРЬ ТЫ ДОВОЛЕН? – кричит Стейк, и слёзы льются по блестящим щекам. Штаны липнут к попе. – ДОВОЛЕН?

Хедвиг не знает, куда деваться, она просто стоит и смотрит. Стейк как будто взорвался от гнева. Папа тоже растерян, он раскрывает рот, тщетно пытаясь подобрать слова, которые никак не подбираются.

А со стороны «Чикаго» кто-то идёт, ступая как бы осторожно и тяжело одновременно. Скоро становится понятно, кто это. Мама.