на рисовой бумаге, – что Ensō символизирует незамкнутый круг. Чтобы изобразить его, берешь кисточку и всем телом описываешь круг, в одно касание, понимаешь? Чем более неровной выходит фигура, тем лучше.

– А почему круг нельзя замкнуть?

Идзуми на миг задумалась, а потом промолвила:

– Этот вид традиционного искусства тесно связан с философией дзен. А открытый круг символизирует свободу разума, когда ты перестаешь замыкаться в собственном «я». Так лучше звучит, Ensō?

– Да…

На запотевшем окне тонким белым пальцем, как кисточкой, Идзуми нарисовала фигуру.

– И раз уж случайностей не бывает, если уж тебе дали такое имя при рождении, Ensō, ты не должен жить взаперти. Оно означает, что жизнь открыта перед тобой.

– Еще как! Я бы сказал, вспорота, как консервная банка.

Дзю хати (18)

十八

Вокзал в Киото оказался на удивление современным; оттуда мы вышли на площадь с телебашней, напоминавшей по стилю советскую архитектуру.

Следуя подробнейшим инструкциям, приложенным к гостиничной брони, я собрался сесть на указанный автобус. Вероятно, следовало молиться всем святым или проникнуться безмятежной просветленностью дзен, чтобы еще и выйти на нужной остановке.

– Я остаюсь, – заявила Идзуми у подножки автобуса. – Увидимся вечером?

– Договорились… А где твоя гостиница? Недалеко от вокзала?

– Да, наверное… Сейчас пойду искать. А потом пришлю тебе координаты, где удобнее встретиться, хорошо? – добавила она, помахав смартфоном.

Мы обменялись телефонами – это означало, что мы уже не просто двое незнакомцев, сведенных на вокзале магией гоэна.

Автобус тронулся, а она так и стояла на тротуаре со своим огромным нелепым красным чемоданом высотой в половину ее роста. Когда мы свернули с вокзальной площади, я испытал облегчение, что больше ее не вижу. И если в первый раз это было облегчение, вызванное крайней усталостью, то сейчас к нему примешивалось некое ощущение счастья.

Я радовался тому, что в наш первый вечер в Киото мы встретимся вновь.

Отель оказался минималистично-функцио-нальным кубиком, затерянным на улицах старого Киото. Пока я ждал свой электронный ключ, мой взгляд упал на висевший на стене плакат. От руки там были написаны основные фразы на японском.

OHAYÔ (Доброе утро)

KONNICHIWA (Здравствуйте, добрый день)

MAIDO (Привет – разг.)

KONBANWA (Добрый вечер)

ARIGATÔ (Спасибо)

ÔKINI (Спасибо – разг.)

В своем номере – он уступал по размеру даже моему жилищу в Токио – я принял душ, облачился в спальное кимоно, которое всегда имелось даже в самых бюджетных отелях, и рухнул на узенький матрас.

С эдакой попутчицей, способной отыскать меня в многомиллионном городе, стоило немного отдохнуть: батарейки внутри этой заводной девчонки были явно долгоиграющими. Если не считать того, что фильм о потерявшемся щенке вверг ее в бездонную пропасть печали.

Несколько часов я промаялся, одолеваемый мрачными мыслями. Я размышлял о том, насколько бестолкова моя жизнь, словно она подвешена в воздухе, – круг, которому никогда не суждено сомкнуться.

Из этих раздумий меня выдернул звук телефонного сообщения.

ИДЗУМИ

Буду ждать тебя на мосту Сидзё

напротив старого китайского ресторана.

20:30 (?)

Не представляя себе, что это за мост, и уж тем более ресторан, я кратко ответил:

ЭНЦО

Я приду:)

До встречи оставалось еще пара часов, но я слишком устал, чтобы читать. Лучше уж и дальше продолжать парить в этом лимбе, где, в принципе, не так уж и плохо, особенно если думать об Идзуми.

Сам не пойму, как моя рука скользнула в трусы.

Дзю кю (19)

十九

Свет из окон низких домов на берегу реки Камо придавал Киото вид маленького городишки, замкнутого мирка, далекого от столичного хаоса.

Я перешел мост, ведущий к величественному древнему дворцу. На сей раз мне сразу повезло: на первом этаже располагался изысканный китайский ресторан «Тока Сайкан»; табличка на входе гласила, что он открылся в 1945 году. Заглянув внутрь, я обнаружил за элегантными столиками только людей в возрасте, в основном иностранцев.

Когда я вновь вышел на улицу, Идзуми уже меня ждала. Она опять переоделась, и это, пожалуй, объясняло размер ее чемодана. Теперь на ней были облегающие джинсы и тонкий светло-голубой джемпер, под которым вырисовывалась не сдерживаемая лифчиком грудь. Я тут же опустил взгляд к ее ногам, обутым в белоснежные кеды «Onitsuka Tiger».

Косички, заплетенные еще в поезде, попрежнему обрамляли мягкие черты ее овального лица.

– С чего бы такой обалделый вид? Ты что, не ожидал меня увидеть? Ну как, идем?

– Да, конечно… А куда?

– В Гион, квартал гейш. Это рядом.

По проспекту мы дошли до узкой мрачноватой улочки, и я вспомнил страницы путеводителя. В Киото оставалось не более сотни гейш, и мало кому удается их увидеть. Они работают по контракту в чайных, куда их до самых дверей доставляют на машине. Нужно сильное везение, чтобы улучить момент и мельком увидеть этих артистических дам.

Улочка Понто-тё, по которой мы двигались, была застроена старыми деревянными домами, украшенными фонариками. В некоторых зданиях размещались рестораны кухни кайсэки[33], запредельно дорогие.

Между традиционными постройками время от времени обнаруживался отделанный толстыми досками узкий проход, позволяющий выйти на параллельную улицу, вдоль которой неспешно несла свои воды река.

– Похоже, поужинать здесь не удастся, – скорчив недовольную мину, заявила Идзуми. – Это для зажравшихся японцев. А если…

Остаток фразы я недослушал, окаменев при виде вывески на каком-то заведении на первом этаже.

бар

СТАРДАСТ

– А сейчас что? – поинтересовалась Идзуми, потянув меня за руку.

На экране в моем мозгу вспыхнул третий пункт списка: «Спеть „Zero Cold“ в баре „Стардаст“».

– Ты знаешь песню под названием «Zero Cold»?

– Первый раз слышу. Это что-то из караоке?

– Понятия не имею… Ты не против зайти и выпить что-нибудь?

– Ладно, думаю, пиво будет как раз кстати, – согласилась Идзуми, ступая на узкую лестницу. – Хотя только гайдзину придет в голову пойти в заведение с таким названием в квартале гейш!

Нидзю (20)

二十

«Стардаст» оказался обычным пабом, без каких-либо претензий, – стойка, за которой расположилось с полдюжины завсегдатаев, и небольшая сцена. Мне доводилось видеть множество подобных заведений, когда я ездил после школы на экскурсию в Дублин, но особенность этого состояла в том, что он находился в самом сердце древнего квартала Гион.

Какой-то посетитель в кепке и дорогущих очках махнул нам, показывая, что можно занять пару стульев на крошечной сцене.

За стойкой никого не было. Скорее