свободно, сильным нужно быть, а чтобы еще и богатым стать, нужны яйца… А ублюдки такие, как вы, кроме того, чтобы ныть о своей индивидуальности и неприкосновенности, ничего больше и не могут… Ты всего лишь овца, которую пасет хищник, чтобы другие хищники раньше времени тебя не сожрали..

Доктор приостановил меня, всем сердцем погруженного в собственный рассказ, указывая тяжелым взглядом и плоским жестом руки, что с него достаточно моего вещания. Какие-то доли секунды прошли, прежде чем он сложил вопрос в предложение и проговорил его довольно неодобрительно.

— Неужели вы и вправду считаете, что эти юноши не заслужили уважения к себе и своему делу?

— Послушайте, вы хотели услышать что-то жестокое и я вам дал это, — мне было плевать в очередной раз на блеяние одного из участников стада, как сейчас, так и тогда. — Если бы они были обычными предпринимателями, с ними бы обошлись более, скажем, невзыскательно… Но эти двое открыли боулинг-клуб не просто чтобы начать бизнес, а чтобы в застенках склада построить майнинг-ферму..

Эти ничем неприметные предприниматели были негласными миллионерами, о существовании которых мы узнали от Клима. Мудрый и витиеватый старец каким-то образом прознал о юных программистах и с помощью нашего пресса решил проверить, есть ли у них навес над головами в виде вышестоящей инстанции или же нет. Как оказалось, никого не было, но молодые, свободолюбивые, наивно верящие в свой суверенитет и частную неприкосновенность особи решили воспрепятствовать нашей справедливо предложенной защите от каких-либо проблем и неожиданностей.

Они конструктивно послали нас далеко и надолго, объяснив все с самодовольной ухмылкой на лице, что мы перепутали десятилетие, что, мол, время сейчас другое и что мы даже не знаем, что такое криптовалюта..

— Я так понимаю, процесс был такой же, как и вышеописанный? — Доктор приподнял бровки в мою сторону.

— Идентичный.. — Я кивнул ему, сдерживаясь от подробностей, ведь на самом деле парнишкам прилетело намного больше ударов, чем при второй нашей встрече. — Зачем вы пытаетесь осудить меня, если сами просите все рассказать?

— Что вы, милейший Ник, я не хочу вас судить… Просто я не был готов услышать от вас столь несправедливую историю, когда вы сами недавно ратовали о том, что мир наш слишком жесток… Разве это не противоречит вашим взглядам? — Он сложил руки на грудной клетке, кинув взор на давно откинутый блокнот.

— Я обычный человек с руками, ногами, плотью, кровью, и они точно такие же, то же мясо, те же кости. Где тут несправедливость? Я победил, а они прогнулась, вот и вся разница… Просто в ком-то есть стержень, который сама смерть с косой сломать не может, а в ком-то он отсутствует вовсе… И вот тут вопросы уже к судьбе, а может, к богу или, в крайнем случае, к генам.. — Врач попытался что-то вставить, какие-то первые слова, но я будто хлыстом отдернул его, смахнув свои брови вниз. — И вот ответьте без околичностей: что лучше, прожить мою, скорее всего, короткую жизнь сильного, независимого хищника или долгое, медленное и скучное травоядное прозябание..

— Но, Ник, всегда же есть золотая середина, можно же находиться между этими социальными полюсами..

— Конечно, есть середина, и весь современный мир погряз в ней, поэтому сейчас и не понятно, кто хороший, а кто плохой, потому что и эта лицемерная система, и все эти люди современного общества научились одевать маски, меняя свое “я” раз за разом, отталкиваясь лишь от своей выгоды, а не достоинства и чести..

— Так вы считаете ваш поступок достойным? — Доктор возымел смелость противостоять моему хлесткому взгляду и, подобно мне, подал свой подбородок кверху, на что я отреагировал пущенным смешком и самодостаточным для наглости взглядом, которые вместе, медленно, но верно опустили подбородок врача, и он чуть дрогнувшим тоном задался вопросом. — Почему вам стало смешно?

— Вы, — я указал на него пальцем. — Вы смешны, так как вы и есть самое ближайшее доказательство моих слов… Вспомните только себя в начале дня: вы были скромны, сдержанны, держали язык за зубами, но едва узнав меня, вы начали выпускать свои маски наружу, то пытаясь говорить со мной на равных, то неохотно осуждая, то реагируя молчаливо, а значит, возможно, и одобрительно принимая мой рассказ… Но вы делаете это все для особенной выгоды, вероятно, даже благородной и по-видимому, так вы подбираете ко мне ключ… Которого у меня самого то нет… А что касается этих парней, то мы сделали все правильно: мы подрубили им крылья, показав на какой высоте нужно летать, чтобы не опалиться в одночасье..

— Хм-м, — он несколько озадаченно смотрел на меня, бегая глазами по моему лицу и потом все-таки пришел к заключению. — Хорошо, Ник, возможно, да, миру не хватает той искренности, которую вы требуете… Своим неподдельным и откровенно жестоким образом мышления..

— Моя жестокость оправдана, и она настоящая, а вот оправданы ли действия большинства населения планеты, я не знаю, но уверен, что врать и прививать, когда это удобно только тебе, явно ничем не лучше моих качеств.. — Я прилип глазами к стене, голой и холодной, как грядущая зима, выговаривая истлевшие внутри меня мысли. — Мир будто по щелчку пальцев стал ненастоящим, буквально превратился в синтетическую подделку, вязкую и прогибаемую, но никак не рвущуюся… И мы, люди, задыхаемся в ней..

Ныряем с головой без раздумий, мы без конца барахтаемся, задыхаемся там, но почему-то все же живём… Каждый раз соприкасаясь с миром, мы погружаемся все глубже в эту материю фальши, где больше нет места наивным ярлыкам и повседневным проблемам… Где человек улыбнётся тебе в лицо одним своим образом, а отвернувшись, проклянет тебя, сменив самого себя настоящего..

И нет в этом истины, а лишь горькая правда, какой так не хватает нашему миру, чей образ будто подобно нам меняет свою природную сущность на сладкую ложь…

— Ник! — Врач растолкал меня и всучил в руку кружку горячего чая. — Вы уснули, милейший?

— Как? — Я расхлопался ресницами век и наконец полностью вернувшись в сознание, недоуменно взглянул на часы. — Как это произошло? Я проспал два часа..

— Ник, не волнуйтесь, я уверен, что вы просто вымотались, рассказывая мне о своей жизни, — доктор неизвестно откуда принес тарелку, набитую бутербродами, и включил свет, так как на улице уже стемнело, но дождь все так же продолжал барабанить в окно. — Подкрепитесь, милейший, и продолжим..

— Вы домой не собираетесь? Жена, там дети ждут же? — Я жадно откусил сразу половину бутерброда с сыром и колбасой, а потом кивнул своему собеседнику на затемнение улицы за