– Она к тебе неравнодушна была, все время отца тобой поддразнивала.

Я опять молчу.

– А где папа? – спрашивает Эшли, возвратясь к столу.

– Он здесь.

– В этой больнице? – спрашивает Нейт.

Я киваю:

– Хотите его видеть?

– А нам это обязательно? – спрашивает Эшли.

– Как захотите.

– Мне нужно думать, будто он мертв, – говорит Нейт. – Только тогда это как-то в голове укладывается. Сделал, что сделал – и повернул ствол к себе.

– Не было никакого ствола, – говорю я.

– Ты меня понял. Почему ты ему не помешал? Почему ты его не убил?

А почему я его не убил?

Слишком хорошо знакомый с географией больницы, веду детей в приемное отделение. Джордж припаркован в боковом коридоре, привязан к креслу, обмякший, будто целые дни спит, лицо в щетине.

– Или накачиваем седативами, или он бунтует, – говорит сестра, заметив меня.

– Вот это дети, – говорю я. – Эшли и Натаниэл.

– Он хорошо пообедал, и мы ждем решения, куда его направить, – говорит сестра чуть живее.

– Это куда он захочет? – спрашивает Эшли.

– Нет, бумага придет, где будет сказано, куда его везти, – отвечает сестра.

Джордж открывает глаза.

– Дети пришли, – говорю я ему.

– Здравствуй, па, – говорит Эшли.

Натаниэл молчит.

– Извините, – говорит Джордж.

Неловкое молчание. Все мы таращимся на пол, на узоры линолеума.

– Джордж, я все собирался тебя спросить: там кот, который царапается в кухонную дверь. Серый, с зелеными глазами, с белым кончиком хвоста. Пару раз заходил в дом. Похоже, его никто не кормит, так что я купил ему немножко корма.

– Это Маффин, – говорит Джордж. – Наша кошка.

– И давно у тебя кошка?

– Несколько лет. Лоток ее в гостевом туалете – стоило бы его почистить.

– Она любит корм в консервах, – тихо говорит Эшли.

– Ты о чем думал? – спрашивает отца Натаниэл.

– Понятия не имею, – отвечает Джордж. – Какой сегодня день?

Мы возвращаемся в интенсивную терапию. Там врач.

– Она хорошо восстанавливается после операции, – говорит он.

– Ну конечно, восстанавливается, – отвечает ее отец. – Она девочка хорошая.

– Но все еще никаких признаков мозговой деятельности. Вы не думали о донорстве органов? – спрашивает доктор.

– А это ей поможет? Донорство? – спрашивает отец Джейн.

– Он про то, чтобы мама была донором, – поясняет Нейт.

– А разве для этого не надо сначала умереть? – спрашивает мать Джейн.

– Просто надо иметь в виду этот вариант, – отвечает доктор. – Скоро будем знать больше.

– Можем здесь остаться, если хотите, а можем сейчас уйти и прийти после ужина, – говорю я детям.

– Давайте перерыв сделаем, – предлагает Эшли.

Я веду их в молл.

– Вы обычно сюда ходите? С мамой?

Я покупаю им сникерсы и замороженный йогурт. В молле неуютно, пусто. Будний день, никого нет.

– С чего ты такой ласковый? – спрашивает Натаниэл.

Я молчу.

– Хреново. Все хреново, – говорит он. Потом, в машине, спрашивает: – Можешь взять меня покататься?

– Куда?

– Отсюда куда-нибудь.

– У тебя велик есть? Приедем домой, сможешь покататься. Сейчас вполне тепло.

– Я не спрашиваю, могу ли я поехать покататься, – говорит он. – Я прошу, чтобы ты взял меня покататься. – Пауза. – Я там таблеток принял.

– В смысле – «таблеток»?

– Не слишком много, но хватит.

– Хватит, чтобы убить себя?

– Нет, успокоиться. Я в раздрае.

– А где ты их взял?

– Дома, в аптечке.

– Откуда ты знал, какие брать?

Нейт на меня смотрит, и на лице у него написано: «Я, может, и не гений, но ведь и не идиот».

– Хорошо, так куда ты хочешь поехать?

– В парк аттракционов.

– Это ты так шутишь?

* * *

Выходит, что нет.

По настоянию Нейта я звоню в парк аттракционов и выясняю, что из-за необычайно не по сезону теплой зимы он еще не закрылся.

– Владелец решил, что лучше держать народ на работе и в случае чего дать выходной, – но пока не потребовалось, – сообщает мне служащий.

Нейт мотается по всем аттракционам – русские горки, «Зиппер», «Ракета Банджи», «Башня ужаса», «Гравитон», который вертится так быстро, что Нейт прилипает к стенке с таким выражением лица, будто его прогнали через ветровой туннель.

– Ты считаешь, это дико? – спрашивает он, пока мы идем к следующему аттракциону.

– Кто я такой, чтобы судить?

– У меня диагноз, – говорит он.

– Какой?

– Такой, что у меня голова не в порядке.

– К чему ты?

– Ты не думаешь, что это правда? – спрашивает он.

– А ты?

Он пожимает плечами.

– Хочешь покататься? – спрашиваю я у Эшли. Она в свои одиннадцать держит меня за руку, как шестилетняя. И мотает головой. – Ты уверена? Я могу с тобой поехать.

Она пожимает плечами.

– Мне жалко, что снега нет, – говорит она, грустно мотая головой. – Когда я была моложе, зимой был снег.

– И еще будет, – отвечаю я.

– Когда?

– Когда ты меньше всего его ждешь.

Мы оставляем Нейта на русских горках. Ему, похоже, легче от этого вращения, от пролетов снова и снова через воздух. Эшли выбирает что-то под названием «Волновые качели» – судя по названию, нечто вполне невинное.

Как и молл, парк аттракционов пуст. У Нейта и Эшли у каждого свой сопровождающий, операторы аттракционов действуют как экскурсоводы этого механического тура. Они ведут нас от одного аттракциона к другому, включают каждый и делают пробный прогон перед тем, как запустить туда детей.

– Не тяжело это – так сидеть в пустом парке? – спрашиваю я у одного оператора.

– Все лучше, чем дома с женой, – отвечает он и пожимает плечами с таким видом, будто я полный идиот.

– А у меня мама в больнице, – говорит Эшли оператору, когда он поворачивает сиденье качелей. – Нас из школы домой отослали. Папа ее стукнул по голове.