прямо у берега. О него с силой бились волны. Уже стемнело, и море, вслед за небом, переливалось тихим блеском звезд. Мимо большой Луны одна за другой сновали яркие кометы, до которых им не было ровным счетом никакого дела – все их желания уже сбылись.

Они добрались до выступа скалы, уселись на нее, брызги то и дело облизывали их ноги. Он прижал ее голову к своей груди – она услышала, как мирно и волнам в такт бьется его сердце. Опустил свое лицо в ее волосы и глубоко вдохнул. Столько мира внутри.

Рядом с ними откуда-то взялось два большеглазых дракона – размером с пони: один – иссиня-черный, другой – пегий. Они положили свои изящные тонкие головы на их колени: первый уютно устроился под его свободной рукой. а второй – горячо задышал ей в живот.

– Как же мне хорошо, – прошептала Вера и аккуратно, чтобы не разбудить, двумя пальцами погладила дракона по выступающей надбровной дуге.

– И мне, – ответил он, как-то мысленно, даже не открывая рта, но она услышала. Дракон, лежавший на его коленях, шумно вздохнул во сне.

…открыла глаза. Очередной удивительный сон – к таким она уже привыкла. Однако в этот раз она буквально слышала то, что чувствовал он – мыслила его мыслями, смотрела его глазами, внимала его образам. Это было необычно. Вот он какой… как они похожи. В нем тоже, оказывается, билось, словно заключенное в пятилитровую банку бескрайнее море, незаметное, но разъедающее изнутри разочарование, пустота, в котором ожидается, что завтра будет лучше, завтра будет по-другому и все изменится, горечь фатального «несвоего», из которого, казалось, нет выхода – в окно разве что. Но нашелся маяк – и им оказалась она. Вера ощутила неведомую дотоле радость, кольнувшую в груди от того, что сама может быть причиной чьего-то счастья – так глубоко она еще никогда не чувствовала этого, не воспринимала и вовсе как возможную правду эту мысль.

Он хотел проживать жизнь рядом с ней, в ней, в ее сердце и в ее голове – это отзывалось у нее внутри горячим иссущающе волнительным сердцебиением.

Вера и сама знала: море, бьющееся о скалы, бесчисленные разноцветные звезды, пеленой упавшие на небо, умиротворенные драконы – все это олицетворяло ее стихию, ее мечты, то самое ставшее болезненно редким состоянием ее собственного – и ничьего больше – потока настоящей продуктивной жизни. Здесь она – творец со свободной волей и доброй силой в мускулах, здесь ее ведет любовь.

Пиликнул айфон, поймав чье-то рабочее письмо, потом еще раз и еще – она не обращала на него внимания и смотрела в потолок. Выражение ее лица – точнее его отсутствие – было тихим, безмолвным. Ее не было здесь: Вера прокручивала в памяти все моменты, которые прожила в своих снах. Заглядывала в самые настоящие глаза-елки, переживала сызнова себя – такую любимую, такую счастливую, такую, какой она хотела бы быть.

…они бродили по поверхности тех самых звезд, блестящая пыль, как песок, забивалась в потертые «найки», откуда-то из глубин далекого кратера дул теплый ветер. Он сказал, что ему надо спуститься к морю и проверить, как там дела у драконов – она ответила, что подождет его на вершине холма. Тут было плато, усыпанное слабо сияющим песком, сотворенное то ли из твердого камня, то ли из нежного воздуха. Оно выдавалось далеко вперед, в бездну – вот там-то, на самом его краю, сидела Вера, опустив ноги вниз, болтая ими, как в воде. Бесконечный покой накрывал ее и наполнял, она была собой, была здесь. Взглянула на свои ладони – они самые, мягкие, прохладные, как всегда. Провела рукой по шее сзади, где как-то неанатомично выдался седьмой шейный позвонок – что-то про остеохондроз, наверное, но она любила эту свою особенность. Вера никогда еще не чувствовала себя настолько настоящей, никогда не видела в себе столько чудес, столько переплетений смыслов и истин. При этом в сердце и мыслях ее не было и намека на самодовольство или самовосхищение – лишь какая-то наполняющая светом благодарность и любовь, любовь, много любви, которую хотелось отдавать.

Он вернулся к ней – что-то было не так в его облике, что-то смутило и даже чуть насторожило ее, но не испугало. Ее доверие к нему оставалось безграничным – таким же, как космос вокруг. Просто шел он как-то иначе, держа руки за спиной. Он приблизился к ней, но не сел – взял за руки и чуть потянул, как бы призывая встать. А сам… У нее перехватило дыхание и защипало в глазах.

– Выходи за меня замуж, Вера, – он достал из кармана тонкое кольцо с маленьким лунным камнем, обрамленным сияющими крошками-бриллиантиками.

Ее ноги стали ватными, в его глазах переливался влажный блеск – они снова были одни. И теперь точно – навсегда…

…Вера опять проснулась от настойчивого звонка телефона. Ничего ей не хотелось больше, чем спать – серые занавески и грязью заливающийся в комнату из окон такой же серый свет раздражали ее. Она забралась под одеяло с головой.

«Что же делать?.. я не хочу просыпаться. Я хочу жить там…», – еле как заставила себя встать, но – не выйти из дома. Ответив на кое-какие вопросы негодующих коллег, она снова принялась писать его глаза. Штрих за штрихом, мазок за мазком – эта медитация отслаивала Веру от раздражающего мира, в котором ее уже не было. Все, что она могла сейчас в него привнести, это вот эти картины. Пять уже готовы.

Она сидела растрепанная, в старой выцветшей футболке до колен, с набухшими под глазами мешками, а сами глаза – их белки – чуть налились кровью, блестели каким-то нездоровым блеском. Вере понадобилось больше воды, чтобы разбавить краску – она стремительно встала со стула, и мир вокруг резко накренился. Слабость в ногах и шумное, громкое жужжание в голове наравне с потекшими стенами буквально скосили ее: она практически упала на ковер – тот мягко подхватил ее, не дав удариться о холодный пол. Вера лежала и быстро дышала, сердце в груди громко ухало, пальцы дрожали будто в треморе.

– Во-о-оу, – громко выдохнула девушка. Пришла в себя минут через пять – доползла до кровати и снова повалилась на подушку, совсем без сил, но с возрастающей тревогой внутри. С мольберта на нее смотрела пара взволнованных любимых глаз.

– Все хорошо, все хорошо, милый. Мне, наверное, надо поесть,