Эрминия вызывающе улыбнулась ему:

— Мой дорогой родственник, я действительно очень многим тебе обязана.

И это так, поскольку, когда герцогиня пришла в Тендару голодная, без гроша в кармане, в лохмотьях, Валентин взял ее к себе в дом и сумел устроить все так, что это не нанесло никакого ущерба ее репутации. В то время он был женат на благородной даме из рода Макаранов. Валентин и жена одели и накормили Эрминию с ребенком, подыскали домик, где она жила до сих пор, и ввели в круг Башни, где она достигла своего нынешнего высокого положения. Все это осталось невысказанным, но было понятно без слов.

— Прости меня, дорогая Эрминия, — извинился Хастур. — Ты ничего не должна мне, я говорил это раньше и то же самое имел в виду сейчас. Раз уж зашла речь об этом, то должник — я, ибо все эти годы пользовался твоей дружбой и расположением. К тому же я помню, как любила тебя моя жена, поэтому думаю, что не оскорблю ее памяти, если предложу тебе выйти за меня замуж.

— Я тоже ее любила, — сказала Эрминия, — и если б я собиралась выйти замуж, то лучше тебя мне никого не придумать, дорогой мой друг. Трудно забыть все, что ты сделал для меня и для моего сына. Но я поклялась, что пока он не будет восстановлен в правах…

Валентин Хастур нахмурился и, пытаясь разобраться в своих чувствах, устремил взор на крону дерева, под которым они сидели. Аластер Хамерфел был, по его мнению, шалопаем, не заслуживающим как высокого титула, так и забот, которые проявляла к нему мать. Но говорить это ей — последнее дело, сын был ее единственным сокровищем, и она не в состоянии была разглядеть в нем ни одного изъяна. Эрминия была привязана к нему всей душой, и ничто не могло опорочить его в ее глазах. Валентин понимал, что допустил ошибку, напомнив ей о сыне, ибо Эрминия знала: при всей своей доброте Валентин недолюбливал юношу.

В прошлом году Аластер был крупно оштрафован за то, что его в третий раз задержали за безрассудную езду в коляске по городу. И такой штраф был самым распространенным среди молодых людей его лет, поскольку те, к сожалению, почитали делом чести нарушать законы, призванные оберегать безопасность всадников и пассажиров экипажей.

«Эти молодые повесы, считающие себя украшением общества, — сущее наказание для родственников, — думал Валентин, сознавая, однако, что такие мысли приходят в голову лишь с возрастом. — Интересно, — продолжал он размышлять, — может, я просто старею?»

Лежавшая в ногах собака вдруг насторожилась и подняла голову, а Эрминия облегченно произнесла:

— Вряд ли Аластер мог явиться так рано, к тому же на улице не было слышно его лошади. Кто бы это мог быть? Явно кто-то, кого Ювел хорошо знает…

— Это твой родственник Эдрик, — сообщил Валентин Хастур, глядя в сторону садовой калитки. — Я, пожалуй, пойду…

— Нет, кузен. Если это Эдрик, то можешь быть уверен, наш разговор будет чисто деловым, но если ему не захочется говорить в твоем присутствии, он не будет церемониться, чтобы тебя спровадить, — со смехом сказала Эрминия. Эдрик был Хранителем первого круга матрикса[12]в Башне Тендары и приходился родственником как Эрминии, так и Валентину.

Он быстро прошел в сад и холодно, по-светски, поклонился Хастуру.

— Мое почтение, кузина, — произнес он формальное приветствие.

Эрминия ответила ему реверансом.

— Добро пожаловать, кузен. Довольно странный час для визита к родственникам.

— Я пришел просить тебя об одном одолжении, — не теряя времени, произнес Эдрик в характерной для него резкой манере. — Вполне семейное дело. Ты знаешь, что моя дочь Флория обучается на Наблюдающую в Башне Нескьи?

— Да, я помню. И — как она?

— Очень хорошо, кузина, но, похоже, в Нескье для нее нет постоянной работы, — ответил Эдрик. — А Кендра Лейнье сейчас беременна, и она возвращается к мужу, пока не родит. В результате в третьем круге Башни Тендары освобождается место для Флории. Но пока все не будет известно наверняка, Флория должна жить здесь, в Тендаре, а тебя, моя дорогая родственница, я попросил бы стать ее наставницей в обществе, поскольку более подходящей кандидатуры трудно себе представить.

Мать Флории скончалась, когда та была еще маленькой, девочка доводилась Эрминии близкой родственницей.

— А сколько сейчас лет Флории? — спросила Эрминия.

— Семнадцать. Пора замуж, но она хочет сначала несколько лет поработать в Башне, — ответил Эдрик.

«Как быстро они растут! — подумала Эрминия. — Кажется, еще вчера Флория и Аластер были детьми, игравшими в этом саду».

— С огромным удовольствием возьмусь за это, — ответила Эрминия.

— Ты пойдешь сегодня вечером на концерт дома Гейвина Деллерея? — спросил Эдрик.

— Да, — сказала Эрминия. — Дом Гейвин — близкий друг моего сына. Они вместе обучались музыке, когда Аластер был еще мальчиком. Мне кажется, Гейвин всегда положительно влиял на него.

— Тогда ты, может быть, присоединишься к нам с Флорией?

— Мне бы очень хотелось, но я тоже абонировала ложу на весь сезон, причем сегодняшний концерт Гейвина сыграл здесь не последнюю роль. — В ее тоне проскользнули ностальгические нотки. — О Эдрик, ты не представляешь, как тяжело думать, что Флории уже семнадцать. Когда я видела ее в последний раз, ей было всего одиннадцать, она носила короткое детское платьице. Я помню, как Аластер жутко дразнил ее — гонялся за ней по всему саду, показывая пауков и змей, пока я не остановила его, позвав обоих ужинать, но и там он продолжал ее донимать, забрав себе все ее пирожные и конфеты. Тогда он получил от няньки хороший нагоняй.

— Ну, с тех пор Флория сильно подросла, и сомневаюсь, что твой сын ее узнает, — сказал Эдрик. — Глядя на нее сейчас, трудно вспомнить, какой непоседой она была в детстве, однако полагаю, что, имея перед собой в качестве примера тебя, дочь узнает, что значит быть настоящей дамой.

— Надеюсь, — произнесла Эрминия. — Когда родился Аластер, я сама была очень молоденькой, ненамного старше Флории. В горах это обычное явление. Однако хотела бы я знать, как такая девочка может быть мудрой матерью и не вредит ли детям, когда их родительница еще сама не вполне повзрослела?

— Я бы этого не сказал, — ответил Эдрик. — По-моему, ты всегда была прекрасной матерью, и ничего плохого об Аластере сказать не могу. Когда же Флория подрастет… — Он замолчал, а потом продолжил: — Мне было жалко смотреть на тебя, обремененную детьми, когда ты сама была еще почти ребенком. По-моему, молоденькие девушки должны быть беззаботны…

— Да, знаю, — согласилась Эрминия. — Мои родичи не хотели, чтобы я выходила замуж за Раскарда, но я никогда не жалела о своем выборе. Про него я могу сказать только хорошее, и я рада, что у меня были дети в то время, когда я могла еще радоваться им под собственной крышей.