И уехал.

После прогулки Агата так устала, что заснула в кресле у камина. Проснулась уже вечером. Тишина. Промозглые сумерки за окном. Хозяин так и не появился.

Она походила по дому. Накрыла ужин на две персоны, прикрыв хлеб салфеткой. И вернулась в гостиную. Писать.

Страница. Другая. Текст шел легко, но она все равно прислушивалась, ожидая услышать решительные шаги хозяина дома.

Вернулись собаки. Эльза подбежала к ней. Агата провела по шерсти — ладонь стала мокрой.

— Дождь…

Грон притащил в зубах полотенце, требовательно и звонко гавкнул.

— А по-человечески нельзя было сказать, что вас надо вытереть, — проворчала Агата.

Потом долго хохотала, поняв, что именно произнесла. Обнималась с Эльзой, которая, уткнувшись мордой в ее колени, улыбалась, признавая — что да — смешно получилось.

Грон же снисходительно посматривал на веселящихся женщин. Перед сном Агата тщательно закрыла двери. Долго не могла заснуть, прислушиваясь, как бесприютно воет ветер… Эльза зашла к ней, вздохнула. Прыгнула на кровать, привалилась к ногам. Засопела.

— Эльза, — тихонько позвала Агата, — Эльза, ты слышишь? У меня будет книга. Только моя! Слышишь?

В шесть утра гостья была уже на ногах. Дождь лил как из ведра. Распахнула дверь — выпустила низерцвейгов.

Снова ожидание в кресле у камина… Бывает задремлешь, а потом резко подскакиваешь от пугающего ощущения чьего-то пристального взгляда.

— Доброе утро! — Как же она обрадовалась, увидев хозяина дома! Только был он какой-то посеревший. И — такое ощущение — еле стоял на ногах. — Вы так внезапно исчезли. Я беспокоилась.

— Я увлекся, — хрипло ответил барон. — Вы голодны? Надо покормить собак.

— Не беспокойтесь, — остановила его Агата, когда барон, с трудом переставляя ноги, пошел в сторону кухни. — Все сыты. Собак я выпустила гулять. Я теперь даже знаю, где их кормят. А для людей у вас такой запас — можно долго не готовить. Может, вам стоит отдохнуть?

Странно, но в его глазах мелькнуло удивление. Интересно, чего он ждал от нее? Что она закатит скандал потому, что ее не развлекали сутки? Эрик фон Гиндельберг чуть прикрыл глаза и покачнулся.

— Наверное, я пойду, — попытался он поклониться. Вспомнил о хороших манерах…

— Идите, — приказала Агата. — Я принесу вам еду наверх.

— Не хочу обременять вас, — упрямо проговорил он.

— Будем считать это ответной любезностью.

Агата собирала еду на поднос — и улыбалась. Интересный человек… Хоть сейчас книгу с него пиши. Что-то холодное, непобедимое. И… правильное.

Ей хотелось отблагодарить его за заботу. За то, что он ввязывается в расследование этой запутанной истории. За то, что в его доме она закончила книгу, которая не давалась им с мужем. И за то, что придумала новую историю — свою. Только свою.

Агата взяла завтрак и отправилась в спальню. Откуда ни возьмись, появился Грон — проводником пошел впереди.

Хозяин дома и собак обнаружился сладко спящим. Сюртук аккуратно висел на спинке стула, одежда сложена. Ни единой складочки. Ни единой пылинки…

Агата осторожно поставила поднос с едой на прикроватный столик. Негромко окликнула:

— Господин барон! Эрик?

Этим она заработала недовольный взгляд собаки. Грон словно пытался ей сказать — спит человек, устал. Чего тебе?

Агата укрыла спящего покрывалом, барон отогнул его с одной стороны. На все остальное у него, наверное, просто не хватило сил, и зачем-то погладила мужчину по колючей щеке.

— Агата, — выдохнул он, не просыпаясь.

Она вздрогнула. Сердце счастливо забилось — и чего это оно? Улыбнулась — и вышла.

Вечером они встретились в столовой. Чинно сидели друг напротив друга.

Эльза довольно поглядывала то на хозяина, то на его гостью. И открыто улыбалась. Грон же, будучи мужчиной серьезным, прятал улыбку в густой бороде. Но тоже был очень и очень довольным.

После ужина люди перешли в гостиную.

— Вы пишете новую книгу? — слегка откашлявшись, нарушил тишину барон.

— Да, господин фон Гиндельберг.

— О чем?

— О девушке, которая была разведчицей во время войны, — воодушевленно ответила Агата. — Такого ни у кого нет! Она была на задании, уже в мирное время, и спасла мужчину. Случайно. Потом вынуждена была инсценировать свою гибель. Он очень переживал, винил себя. А потом они встретились у него на работе — в университете, где он преподавал. Ее отправили туда из-за череды убийств. Студенты аристократических родов гибли. И они вместе раскрыли… Что-то не так?

— Агата… — осторожно проговорил канцлер. — Женщина в разведке… Это скорее грустно, нежели романтично.

— Почему?

— Потому что — кто бы и по каким причинам ни попал на службу… Аристократка, жаждущая приключений, сирота, которой деться больше некуда, романтически настроенная девушка, готовая служить своей родине либо мстящая за кого-то врагам… Все равно они добывать информацию будут одним и тем же способом.

— Что? — покраснела писательница.

— Именно. Через постель. Любовницей. Танцовщицей. Женой. Но женщина может подобраться к мужчине близко — слишком близко… только так. А потом предать его. По долгу службы.

— Получается, что у мужчин есть выбор. А у женщин — нет.

Барон кивнул.

— И это не может не отразиться на женщине.

— Не говоря уже о том, что ваша разведчица — если она уверена, что ее раскрыли, — должна будет замести следы.

— То есть убить мужчину, который узнал, кто она, — проговорила Агата, глядя барону в глаза.

Барон развел руками, как бы извиняясь, но лицо его при этом оставалось более чем серьезным.

— Хорошо. Предположим, что она вышла в отставку. И то дело, на котором они встретились, было для нее последним. Итак, она в отставке. И ее отправили преподавать!

— Приватные танцы? — сорвалось у него.

Агата только укоризненно посмотрела на барона. И стала озираться в поисках записной книжки.

— Я принесу вам ручку и бумагу, — правильно понял ее хозяин дома.

— Она может быть, скажем… дипломированным психологом? — спросила ему в спину Агата.

— Вполне.

— И может поступить в аспирантуру. После всех своих подвигов.

— Ее могут попросить посмотреть, что происходит в университете изнутри.

— Точно! — радостно выхватила Агата блокнот из рук собеседника.

— Только… — Он снова нахмурился.

— Что?

— Мужчина… Главный герой… Он будет иметь отношение к разведке? Или к военным?