– Но музыка – это жизненно важно.

– Прекрасно, что ты так считаешь, сладенькая, но плохо, что не все в этом месте разделяют твою позицию, – с хрипотцой отчеканил мужчина, пока я пыталась вспомнить о том, что такое “фундаментальный ярус”. Конан рассказывал только про три яруса города: верхний – сливки, средний – посредственный, нижний – отстойник. Про фундаментальный ярус он ничего не упоминал. – Таких как я за нелегальную игру на среднем ярусе вяжут добровольцы, отвечающие за местный правопорядок. Один раз сыграешь и попадёшься – месяц будешь отрабатывать свою дерзость на общественных работах.

– Может, стоит получить разрешение? Какую-нибудь лицензию, позволяющую играть на среднем ярусе?

– Таких здесь не водится. Играть разрешено только внизу.

– Но ты всё равно играешь здесь.

– Здесь публика побогаче, – с этими словами мужчина продемонстрировал мне крупную монету, которую перед этим достал из шляпы. – За эту штуку я смогу неделю сытно питаться. Риск оправдан. Сечёшь?

– Секу, – прикусила нижнюю губу я. Я прекрасно знала, что такое риск и что есть его оправданность.

Двери лифта распахнулись перед нами, из них сразу же вывалилась пёстрая толпа. Пропустив её музыкант зашёл в лифт и вдруг зажал кнопку, явно придерживая спешащие закрыться двери. Наши взгляды встретились, но я так и не поняла намёка.

– Чего стоишь, раз сечёшь?

– М?.. – одарила непонимающим взглядом своего нового знакомого я, при этом спрятав руки за спину и слегка вытянув шею вперёд.

– Поехали уже. Покажу тебе одно место, в котором люди думают примерно твоими мыслями. Тебе должно понравиться.

Не задумываясь о последствиях своего спонтанного решения, я вдруг поспешно шагнула в лифт, как раз в тот момент, когда один из соседних лифтов выплюнул из себя очередную пачку пёстрой городской толпы.

Стоило мне переступить порог лифта, как музыкант нажал на кнопку “-1”. Всего кнопок в лифте было три: -1, 1 и 2.

– Мы что, едем вниз? – вдруг немного напряглась я.

– Ну не наверх же, прямиком в покои нашего обожаемого президента, – саркастически и с присущей ему хрипотцой отозвался артист.

– Ты сказал, что хочешь показать мне место, в котором люди думают примерно так же, как я. Это как?

– Это так: творчество и искусство – это жизненно важно. И плевать на правила выживания. Есть жизнь – нет искусства – равно: обречённость общества на пустоту в головах и сердцах. Пусть себе выращивают скот на фермах и вырабатывают энергию на электростанциях, что, безусловно, продлит их жизни, но без истинного искусства… Людей не спасёт ни наличие пищи, ни наличие крыши над головой – ничего. Изыми из общества неподдельное искусство, замени его примитивом и пристрасти к нему всех поголовно, и любая цивилизация, целое человечество будет обречено на вымирание. Сколько бы у людей ни было ресурсов, отсутствие нравственности, взращиваемой культурой, их погубит. Уже губит.

Уже губит? Это утверждение сильно отличалось от того, которому я вняла ещё пятнадцать минут назад в кабинете Ригана Данна. Умеют ведь творческие люди сгущать краски.

Мы проехали в молчании ещё минуту, по истечению которой лифт наконец остановился. Как только двери перед нами разъехались, мои глаза сразу же округлились от удивления: перед нами предстал плохо освещённый, в основном от мигающих неоновых вывесок, холл, совсем не похожий на тот, что располагался на уровне выше. Мрак, запах пыли и тлена, возможно даже местами серьёзная грязь, непонятные механические шумы со всех сторон, громкие человеческие голоса и фоном чей-то необузданный смех…

– Добро пожаловать на фундаментальный ярус, новоприбывшая.

Музыкант одарил меня заинтересованным взглядом, явно пытаясь впитать в свою память мою первую реакцию: округлившиеся глаза, чуть приоткрывшийся рот – растерянность и… Интерес.

Глава 10

На первый и даже десятый взгляд нижний ярус представлял собой злачное место. Здесь не было вездесущего электрического освещения: жёлтый свет исходил только от редко встречающихся фонарей, напоминающих уличные, и от мигающих неоновых вывесок зелёных, синих и красных цветов, подвешенных у входов в разношерстные заведения. Пока мы шли я увидела вывески не внушающих доверие тесных баров с разбитыми или попросту отсутствующими окнами, двух игровых заведений, внутри которых мигали всеми цветами радуги автоматы и оглушающе звучала электронная музыка, нескольких барахольных лавок с чудоковатыми аксессуарами вроде ловцов снов с пауками в центре, угловатого офиса профессиональной гадалки и даже одного борделя, возле которого стояла то ли бородатая женщина, то ли мужчина с накладной грудью. Людей здесь было много, даже больше, чем на среднем ярусе. В основном все куда-то спешили, многие находились под явным градусом. Воздух здесь был спёртым и сильно прокуренным – наверняка на этом ярусе имеются серьёзные проблемы с вентиляционными шахтами.

Пока я глазела по сторонам, музыкант, исполняющий роль моего проводника, вдруг резко завернул в какое-то заведение. Прежде чем последовать за ним, я подняла голову и прочла название этого места, синим неоном красующееся на деревянной вывеске: “Поющий Поэт”.

Напряжение внутри меня с каждой секундой всё отчётливее нарастало, но нарастало оно пропорционально моему пульсирующему интересу, так что я уверенно перешагнула порог этого заведения, которое, неожиданно, оказалось смесью чего-то странного. Здесь были столы со стульями, два бильярдных стола, крупногабаритная барная стойка у правой стены, небольшая и сильно обшарпанная сцена, что наводило на мысли о баре, но слева от входа, без каких-либо перегородок, функционировал настоящий тату-салон, занимающий всю северную часть заведения. Бар-тату-салон?.. Я немного зависла.

Столики были переполнены, вокруг бильярдных столов толпились подозрительного вида мужчины, в тату-салоне, над разукрашенными в чернила телами, работало одновременно несколько мастеров. И всё это при экстремально тусклом освещении…

Злачноватое местечко, на первый взгляд никак не вяжущееся с таким тонким искусством, как поэзия.

Беспокойно сглотнув, я направилась к барной стойке, которая выглядела более свободной и у которой только что остановился мой проводник. Однако стоило мне занять барный стул, как музыкант, не смотря на меня, отошёл от стойки и вскоре скрылся за кулисами, оставив меня ошарашенно смотреть в сторону его остывающего следа. Впрочем, долго испытывать растерянность на его счёт мне не пришлось. Внезапно на барную стойку, прямо передо мной, с такой силой была поставлена целая пинта с чем-то по цвету отдалённо напоминающим пиво, что я подскочила на стуле. Сначала я посмотрела на источник шума – на пинту – и только потом на установившего её передо мной. По ту сторону барной стойки оказался низкого роста мужчина с неожиданно добрым, открытым лицом и одной из самых искренних улыбок, которые мне приходилось видеть в своей жизни.