Обжигающее тепло разлилось по ее телу с ужасающей скоростью. Из темно-карих глубин струилась такая сексуальная энергия, что ее ноги буквально приросли к земле, а все ощущения сосредоточились внизу живота.

— Вы распустили волосы, — заметил Филипп, любуясь каштановыми прядями, в беспорядке рассыпавшимися по плечам. — Мне нравится.

— Вы даже не представляете, насколько мне безразлично, что вам нравится, а что нет! — заявила Софи.

Удивленная, чрезвычайно привлекательная усмешка, появившаяся на лице Филиппа, только усилила ее раздражение.

— Вы собираетесь идти так по улице? — спросил он, кивая на босые ноги.

— А вы смогли бы ходить в этом? — И Софи помахала туфлями перед его носом. — Что вы так смотрите на меня? — подозрительно осведомилась она в ответ на резкую смену выражения на его лице.

Филипп перевел взгляд с туфель на ноги в тонком прозрачном капроне.

— Просто подумал, что теперь вы совсем не похожи на ту девушку, которая открыла мне дверь.

— Увы, я подвела стилиста. Предполагалось, что макияж продержится двадцать четыре часа.

— Я сказал что-то, что вас расстроило?

— Лучше ответьте: я очень плохо выгляжу?

— Не стоит быть такой мнительной.

Легко говорить, обладая таким самомнением!

— Но вы дали понять, что теперь я не столь великолепна.

— Ваша сестра так же обидчива?

Этот мужчина здесь не потому, что получает удовольствие от моей компании, и даже не потому, что ему доставляет наслаждение нервировать тебя! — в очередной раз одернула она себя. На повестке дня — Розалин!

— Когда же до вас, наконец, дойдет, что я не собираюсь вам помогать? — раздраженно спросила она. — Или вы решили позлорадствовать?

Скорее всего последнее, решила она, скользнув по Филиппу недружелюбным взглядом.

— Похоже, места вы не получили.

Ага, она его тоже интересует! Неужели он настолько мелочен и мстителен, что позволяет себе сыпать ей соль на рану.

Софи напряженно улыбнулась, чувствуя, как глаза наполняются слезами жалости к самой себе. Желала бы она знать, что ей теперь делать.

— Мне сказали, что я слишком компетентна. — Она пожала плечами. — Да я и не ожидала получить это место. На самом деле я вряд ли попала бы на собеседование, если бы Розалин не замолвила за меня словечко. Ее хорошо знают в этой фирме… У меня нет ни опыта, ни навыков, которые им требуются.

Гримаса раздражения нарушила неподвижность черт Филиппа, пока он выслушивал ее уничижительную самооценку.

— Может, вы чересчур настаивали на соблюдении своих интересов?

— Нет, конечно, — огрызнулась Софи и, помедлив, уже спокойнее добавила: — Ну, во всяком случае, не слишком.

Филипп тут же ухватился за ее последние слова.

— А мне кажется, слишком. Если хотите, могу дать вам несколько рекомендаций по технике собеседования.

— Спасибо, — сказала она, одарив его совершенно неискренней улыбкой, и принялась тщательно разглаживать юбку, которая совсем в этом не нуждалась, — только бы не смотреть в глаза собеседнику. — Розалин знает достаточно много, и я уже получила немало хороших советов. Не думаю, что ваши будут сильно отличаться от них.

Или окажутся для меня менее удобоваримыми, мысленно добавила Софи.

— Поверь моему опыту, веди себя самоуверенно и, самое главное, ни при каких условиях не будь такой, какая ты есть!

Услышав, как ее голос срывается на обиженный крик, она поняла, что расстроена намного сильнее, чем ей казалось. В основе совета Розалин, высказанного из благих побуждений, лежало следующее: никто в их правильно мыслящем мире не даст работу настоящей Софи!

Она застыла как вкопанная, подавленная этой вспышкой эмоций. Но Филипп, слегка коснувшись талии, отвел ее в сторону, когда мимо них прошла группа туристов с изнуренным гидом во главе.

Ощущая его ладонь на своей спине, Софи как сквозь сон услышала спокойные слова:

— Опыт и уверенность — с этим я могу согласиться. Но что касается того, чтобы не быть такой, какая вы есть, здесь наши мнения расходятся. Я считаю, что вы должны всегда оставаться собой.

Филипп убрал руку.

Софи перестала скрупулезно изучать пальцы на своих ногах и подняла на него взгляд.

— Почему?

Внимательный взгляд темно-карих глаз завораживал Софи.

— Вам не очень хорошо дается притворство, не правда ли? — Его проницательность ошеломила ее. — При этом я не утверждаю, что, оставаясь собой, вы получите работу, — сказал Филипп.

— Я не понимаю вас, — покачала головой Софи.

— Говорить первое, что приходит на ум, не совсем то, что лично я одобрил бы в своей секретарше.

— Меня это нисколько не удивляет. Подозреваю, на первое место вы поставили бы ее способность относиться к каждому вашему высказыванию, как к цитате из Евангелия, — ответила Софи дрожащим голосом. — Знаете, я искренне не понимаю, почему вы решили, будто знаете меня достаточно хорошо. И… и я поеду на такси, — сказала она и подняла руку.

Филипп поймал ее запястье.

— Не так быстро.

Взгляды их скрестились — никто не собирался уступать. Но через мгновение Софи поняла, что ее стремление оказаться как можно дальше от этого человека куда-то вдруг улетучилось.

— Не уходите. Давайте выпьем кофе, — предложил Филипп.

— С чего бы мне это делать?

— Ну, я очень интересный собеседник. А вам, — добавил он, услышав ироническое фырканье Софи, — нужно развеяться. Мне жаль, что так получилось с работой.

— Не будьте лицемером. Вам ни капельки не жаль! — Софи возмущенно тряхнула головой и упрямо сжала губы.

— Это я-то лицемер?!

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась она, услышав в его восклицании намек в свой адрес. Несмотря на то что совесть Софи была чиста, проницательный взгляд Филиппа заставил ее почувствовать себя неловко.

— Я имею в виду, что вы не хотели получить это место с самого начала.

Софи открыла рот, чтобы опровергнуть нелепое заявление… и снова закрыла его. Разве могла она представить себя приходящей в офис каждый день в одно и то же время и занимающейся одной и той же рутинной бумажной работой…

— Может, вы знаете, что движет мною?

Филипп не знал, но полагал, что было бы интересно это выяснить.

— Ну, наверняка у вас были на то причины.

— Вероятно, это сложно понять тому, кто в жизни не испытывал неуверенности в себе. Однако большинство людей скорее опорочат себя, чем будут бить в грудь и объявлять всему миру, что они — лучшие.