И, прищурившись от дыма, он думал об убившей себя сестре из пары близнецов. Как ты там, Сьюки?

Съемка сложилась из рук вон неудачно. Прожектора «пускали призраков», лампы тускло светились, даже когда большие старые реостаты показывали отсутствие тока, из-за чего пришлось потратить много времени на проверку осветительных щитов и электрических разъемов, а когда камеры наконец заработали, съемка много раз прерывалась из-за всплесков напряжения и замыканий.

В «Шелтоне», несомненно, умерло множество народу, думал он теперь.

Век живи, век учись.

Деларава то и дело смотрела на наручные часы, хотя часы в вестибюле показывали совершенно точное время. Пит дважды взглядывал на ее часы, когда она смотрела на них, и оба раза они врали, причем по-разному: один раз они показывали, скажем, 6.30, а несколько минут спустя уже что-то вроде 12.35. Улучив момент, он подозвал Сьюки к одной из барахливших ламп, и шепотом рассказал ей о странном поведении часов хозяйки.

Сьюки несколько минут бродила следом за Деларавой по устланному огромным ковром вестибюлю вроде бы для того, чтобы расспросить о размещении реквизита и заливающем свете, а потом вернулась туда, где Пит все еще колдовал над мигающей лампой, и так же шепотом сообщила, что, куда бы Деларава ни повернулась лицом, часовая стрелка ее часов все время указывала в сторону Уилкокс-авеню – на север. Это был компас.

Вскоре зазвучала музыка. Деларава предпочитала записывать музыкальное сопровождение до включения камер и даже в ходе съемки, звуковую дорожку для которой придется полностью переписывать потом, – она говорила, что это помогает настроиться, – и музыка всегда примерно соответствовала по времени тому периоду, которому был посвящен фильм. На сей раз она выбрала «Таскедо джанкшен» Гленна Миллера и решила завести ее пораньше.

Когда магнитофонные бобины закрутились и из сеток динамиков раздались первые ноты, Деларава отвернулась от двойняшек и вынула что-то из своей сумочки. Она определенно пыталась скрыть от них то, что держала в руке, но они-то ясно видели, что это соломинка для питья – из тех, которые делают специально для детей, полосатых, с гибким шарниром и ароматической капсулой внутри, позволяющей придать простому молоку вкус шоколада или клубники.

Салливан щелчком выкинул сигарету за окно и повернул ключ зажигания. Перед ним остановился видавший виды школьный автобус, выкрашенный в синий цвет; в открытую заднюю дверь были видны наваленные на деревянных полках и просто на полу коробки с бананами, и тортильями, и чесноком, и длинными стручками сушеного перца чили. «Продовольственная автолавка третьего мира, – подумал он, – в сотне футов от тротуара Голливуд-бульвара».

Тут он вспомнил, что пора бы перекусить, и подумал, что ресторанчик «Муссо и Фрэнкс», расположенный в квартале-двух западнее, может быть, еще не разорился. Он объехал стоявший автобус и свернул на Уилкокс-авеню, чтобы развернуться и выехать обратно на бульвар. Над крышами старых жилых домов возвышалась башня «Кэпитол рекордс» в виде стопки виниловых грампластинок с иглой, опущенной на верхнюю из них, построенная много лет назад.

«Виниловые пластинки, – подумал он. – Часы и карты определенно пришли в негодность».

Старейший голливудский ресторан «Муссо и Фрэнкс гриль», расположенный на северной стороне бульвара в квартале Чероки, пока еще уцелел, и Салливан, припарковавшись за углом, вошел в двустворчатые застекленные деревянные двери и устроился в одной из кабинок под извечным осенним пейзажем, уходящим к высокому потолку. Дежурным блюдом на вторник была отварная солонина с капустой, но он из сентиментальных соображений заказал сэндвич с сардинами и пиво «Курз».

Это было их со Сьюки тайное убежище; друзья и сослуживцы предпочитали заведения покруче, такие как «Сити-кафе» и «Кафе Фигаро» на Мелроуз-авеню или «Айви» на Робертсон-бульваре.

Так уж получилось, что они со Сьюки в Рождественский сочельник 1984 года, сразу после той съемки в «Шелтоне», заехали сюда, чтобы пообедать, и во время поездки Сьюки в голос распевала на мотив рождественских гимнов всякую чушь: «О ка-арболка неверна-ая, ядовито беременна-ая… О кнопка рому, кнопка в улё-от… Коммандер Хо-олдем, сухой, как ко-ости, ангельский ца-арь…», и, конечно, дворовую песенку, за которую им, семилетним, однажды здорово досталось от очередных приемных родителей: «Три царя Востока разожгли сигару, а она взорвалась и навоняла».

Как только они уселись в ресторане, Сьюки заказала двойной «Джек Дэниелс», а Питу, хотевшему выпить пива, пришлось ограничиться «кокой», потому что официант подошел к их кабинке как раз в тот момент, когда Пит наклонился к сестре и произнес:

– Кокс?

Когда же официант, принявший его реплику за заказ, удалился, Сьюки с ухмылкой осведомилась:

– Что – кокс?

Пит вяло махнул рукой.

– Чем, по-твоему, занималась Лоретта, наш почтенный босс? Занюхала дорожку прямо с обоев отеля! Добрый старый кокаин, смешанный с доброй старой пылью. Как тебе такое?

Вместо ответа Сьюки снова запела из «Желаем счастливого Рождества», как всегда перевирая слова:

– «Мы не уйдем без них, мы не уйдем без них, мы не уйдем без них, тащите их сюда».

– Сьюк, в чем дело? – осведомился Пит, сбитый с толку ее ненормальным весельем.

– Я поняла, что пели содомиты и эти – гоморриты, да? – перед домом Лота! Ну, помнишь, в Библии, когда всем соседям Лота приспичило перетрахать ангелов, которые в гости к нему приперлись? Лоретта сегодня ни за что не ушла бы без них, и она их получила – нюхнув через соломинку. – Тут принесли напитки, и Сьюки, одним большим глотком осушив свой стакан, тут же помахала им, чтобы принесли еще.

– Что же она получила? – спросил Пит, через силу отхлебнув «коки». – Ангелов? «Ангельскую пыль»?[9]

– Призраки, – не без раздражения ответила Сьюки. – А ты о чем подумал? Она занюхала сегодня добрую пригоршню призраков – сам-то не заметил, как она помолодела, когда наконец уселась в машину и отчалила? Вечером она казалась тридцатилетней, а утром выглядела на все сто. Мы каким-то образом устроили так, что она смогла собрать со стен того дома водившиеся там призраки и втянуть их носом.

Питу совершенно не хотелось вступать с сестрой в дурацкий спор о призраках.