Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А то! Вы что, во мне сомневаетесь?
— Как можно? Ни в коем разе! — Артем щелкнул Ромку по носу и пошел одеваться. Сняв с вешалки свою куртку, он взглянул на Лешку: — А ты оставайся. Зачем тебе снова мерзнуть?
— Нетушки, я с вами, — сказала она и оделась быстрее всех.
А пурга на улице разыгралась еще сильнее, и ноги по колено утопали в снегу. Задыхаясь от холодного ветра, Лешка корила себя за то, что пошла за стариком и рассказала о нем Ромке. Славка прав, лучше в тепле сидеть, а не гонять по морозу и навлекать на себя беду. Но Ромка теперь не отступится, пока не разузнает, кто такой этот Барбарисыч. Ему подавай приключения, он без них жить не может.
Большой одноэтажный особняк, отгороженный от мира наглухо зашторенными окнами, казался мрачным и неприветливым. Если бы Лешка своими глазами не видела, как старик входил в дом, можно было подумать, что в нем никто не живет.
Велев Славке отойти за угол, Ромка надавил на кнопку звонка. Никто не отозвался. Он позвонил снова, потом еще и еще и пожал плечами:
— Наверное, никого нет.
Но не успели они отойти от двери, как за ней послышались шаркающие шаги и глухой немолодой голос спросил:
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста, — звонко сказала Лешка.
Дверь открылась. На пороге стоял пожилой мужчина в валенках. Наверное, в них он ходил дома вместо тапочек, а на улицу выходил в унтах.
С некоторой опаской старик оглядел ребят:
— Вы ко мне?
— Мы хотели узнать, не сдаете ли вы на лето свой дом? Или, может, хотите его продать? Он нам подходит, — самоуверенно заявил Ромка.
— Нет, — покачал головой старик, — пока еще я сам тут живу.
Он повернулся, собираясь закрыть дверь, но Артем шагнул к нему и тронул за локоть:
— Борис Борисович! Вы меня узнаете?
Старик посмотрел на него очень внимательно и печально вздохнул:
— Вы так быстро растете, меняетесь, а я старею, и память уже не та.
— Ну как же? Артем я, Кораблинов. Дача наша тут недалеко, на Тополиной улице, у самой большой березы.
Старик поморгал утомленными, с красными прожилками глазами и еще пристальнее всмотрелся в лицо мальчика:
— Артем, говоришь?
— Ну да. Вы с нами в лес ходили, и на луг тоже. А помните, как мы ужей ловили? И за бабочками гонялись?
Лешка заметила, что при слове «бабочка» Барбарисыч слегка вздрогнул. Или ей это показалось?
— В лес ходили, только давно это было. Ты извини, но так сразу я не могу тебя вспомнить. Ты вон какой большой стал. Извини, — виновато повторил он и взялся за ручку двери.
— Но не успел старик уйти, как со двора напротив, скрипнув калиткой, вышел парень в старом потертом ватнике и шапке-ушанке, одно ухо которой свешивалось вниз, а из-под другого торчали неопрятные серые волосы. Лицо его до самого носа было замотано шарфом — должно быть, парня мучил флюс, — и виднелись только его глаза, темные и пронзительные.
Странный молодой человек протянул Барбарисычу замызганный полиэтиленовый пакетик.
— У вас, случайно, сахарку не будет? Забыл, понимаете, купить, а по такой погоде в магазин тащиться неохота.
Старик вопросительно сдвинул брови.
— А вы кто?
— Да я у Марьи Васильевны флигель снимаю, — парень качнул головой влево, и друзья увидели в глубине двора, из которого он вышел, маленький домик. — Так дадите сахарку-то?
— Дам, чего ж не дать. Сахару мне не жалко.
Барбарисыч взял пакетик, с кряхтением затворил за собой дверь, а потом снова долго возился с запорами, чтобы ее открыть и отдать новому соседу его тару, почти доверху заполненную сахарным песком. Тот с благодарностью спрятал сахар в большой карман своего потрепанного ватника, а старик кивнул всем на прощание и окончательно захлопнул за собой дверь.
Молодой человек запахнул ватник и цепко оглядел ребят:
— А вы чего от него хотели?
— Мы-то? — Ромка поднял брови вверх. — Да мы дом подходящий ищем. Для дачи.
— Не рановато ли?
— Готовь телегу летом, — нашелся Ромка.
Усмехнувшись, парень в ватнике скрылся за своей калиткой, и Ромка проводил его подозрительным взглядом.
— Странный он какой-то… Вылитый бомж. И кто зимой дачи снимает? Небось сам вселился, без спросу.
— Может, и так, тебе-то что? — отряхиваясь от надоевшего снега, сказал Артем. — Пусть соседи с ним разбираются.
Прятавшийся за углом Славка успел превратиться в снежного человека.
— Ну что, это он? Тот самый дед или нет? — с нетерпением спросил у него Ромка.
— Унты такие же. А насчет лица… Лицо вроде тоже похоже… Даже очень. Но я же в него не всматривался. — Славка снял шапку и выбил ее об свою копенку.
Ромка неодобрительно покачал головой:
— Н-да, детектив из тебя никакой, с такой-то наблюдательностью! Значит, рассчитывать на тебя ни в чем нельзя.
— Это еще почему? — разобиделся Славка. — Когда это я вас подводил? Но я же не знал, что его запоминать придется!
— Вот и я говорю — ни наблюдательности у тебя нет, ни проницательности.
— Да хватит вам! — прикрикнул на них обоих Артем. — Пошли домой.
Славка надел шапку и тряхнул головой. Оставшийся на шапке снег попал ему за шиворот, он закрутил шеей и запрыгал от холода.
— А теперь что будем делать? Елку во дворе наряжать? Мне что-то не хочется.
— Мне тоже, — поежилась Лешка. — Лучше уж в тепле посидеть.
— Ничего не выяснили — и домой? — возмутился Ромка. — Зачем тогда приходили?
— А что еще ты можешь предложить?
Ромка воровато оглянулся по сторонам и торопливо зашептал, будто его могли услышать:
— В дом к нему проникнуть надо, вот что! И поискать там всякие приспособления, с помощью которых он деньги лепит. И Славкины кроссовки с учебником.
Артем неодобрительно покачал головой:
— И как же ты к нему проникнешь?! Будешь дверь ломать или отмычками орудовать? Думаешь, Барбарисыч глухой?
— Дом у него большой, он не услышит. А отмычки у меня есть, к твоему сведению. У меня все есть! И отвертка. Можно попытаться раму открыть.
Ромка подбежал к крайнему окну и подпрыгнул, собираясь выискать хоть какую-нибудь щелочку в шторе.
— Ишь, как занавесился! Не понять, что внутри делается. Ясное дело: он не хочет, чтобы люди видели, чем он там занимается.
— Роман, атас! — вдруг громко прошептал Славка.
Ромка отлип от окна и принял независимый вид. И вовремя. На улице невесть откуда взялся милиционер. Когда он приблизился, ребята увидели его капитанские погоны.