– Марден должен. Ставит все на карту… такой ездок. Неистовый Марден.

– Нет, он не очень рассердился, когда Рома покусала его сапоги.

– Это у него такое прозвище, глупышка. – Трой начал сдвигать брови, почувствовав, как боль охватывает его. – Вот… я поехал посмотреть.

Поскольку она все равно наговорила брату множество всякой лжи, почему бы не добавить еще одну, решила Афина.

– Граф предложил нам пользоваться его конюшней. – Граф подразумевал, что она может посылать верховых посыльных, насколько она поняла, но Трою об этом незачем знать. – Уверена, он будет рад, если ты поможешь тренировать его лошадок, когда поправишься. Возможно, он даже возьмет тебя в «Таттерсоллз» с собой.

Трой снова лег, на лице его играла улыбка. Афина опять запела.

Довольно. Йен не сиделка, он понятия не имеет, что делать в комнате больного. Он ни разу в жизни ничем не болел, а когда его сестра подхватила оспу, был в школе. Его отец сломал себе шею на скачках, так что ему и здесь не пришлось сидеть у ложа больного. Но все-таки нужно пойти предложить свою помощь. Он не может отправиться спать в своей удобной кровати и не думать о том, что неподалеку от него мальчик борется за жизнь. Нужно проверить хотя бы, как его опытная прислуга справляется со своими дополнительными обязанностями. Возможно, стоит предложить нанять еще сиделок, пообещать наградные. Гром и молния, он готов носить уголь и горячую воду, все, что угодно, лишь бы почувствовать себя полезным в сложившейся ситуации. Йен поднялся наверх.

Черт побери, это, наверное, скулит собака, просит, чтобы ее выпустили. Нет, кажется, кто-то поет – если только это можно назвать пением.

Дверь в гостевую комнату была приоткрыта, поэтому Йен вошел на цыпочках – что было нетрудно, поскольку он так и остался босым. При свете огня в камине и единственной свечи он увидел девушку, сидевшую в кресле у кровати больного, напевавшую какой-то унылый гимн. Как будто бедному мальчику и без того не достаточно всяких передряг.

О его сестре Йен забыл или думал, что она уже спит. О собаке не забыл, приготовился к встрече с ней, прихватив с собой кусок курицы с тарелки, которую дворецкий принес ему в библиотеку. Но дворняга спала и, естественно, не услышала, как он вошел. Повезло глухой собачке, подумал Йен, она не слышит фальшивого пения девушки. Горничная спала в уголке, тихонько похрапывая. В комнате было жарко, уголь в камине громоздился горкой. Эффи, то есть мисс Ренслоу, то и дело отбрасывала с лица белокурые пряди, выбившиеся из длинной косы. Хорошо, что кто-то привел в порядок ее непослушную гриву, заметил Йен, и даже нашел ленточку. Щеки у нее горели, но он не понял, было ли это вызвано жаром камина или тем, что бедняжка весь день проплакала.

На мисс Ренслоу было надето то же старое платье неопределенного цвета, что и утром. Интересно, подумал Йен, удалось ли ей отдохнуть, предложили ли ей принять ванну, поесть, выпить капельку бренди. Впрочем, молодым девушкам не предлагают крепкие напитки для подкрепления сил. И конечно, его прислуга предложила этой барышне все необходимое. В противном случае он велит выбросить всех их на улицу. Она, наверное, просто боится остаться здесь в одиночестве и предпочла быть рядом с ложем брата, а не спать в незнакомой кровати.

Он подошел к ней и тихо проговорил:

– Теперь вы можете, дорогая, лечь спать. Я велю горничной спать в вашей комнате, вы не будете там одна.

Афина вскочила с кресла и быстро присела в реверансе, густо покраснев. При этом ее коса, уложенная короной на голове, упала, и девушка снова выглядела неприбранной. Поскольку уже было поздно что-то с этим делать, она просто указала рукой на горничную в углу, которая пошевелилась, услышав разговор:

– Я не одна. Софи встает, если я позову ее, и приносит все, что нужно.

– Тем не менее, я останусь присматривать за вашим братом и велю прислать другую горничную взамен этой, спящей. Вам тоже нужно поспать.

– Я должна быть рядом с братом.

Йена восхитила ее преданность, но не нравилось ее упрямство. Он граф. И ему, конечно, виднее, что лучше.

– Право, мисс Ренслоу, вы никаких услуг вашему брату не оказываете. – Одного ее пения достаточно, чтобы ускорить кончину кого угодно.

– Я не хочу, чтобы у брата открылась рана или усилился жар, милорд, и применяю для этого наилучший способ, какой мне доступен.

С этим он не мог спорить, потому что мальчик, судя по всему, спит спокойно. Он очень бледен, на веках выступают голубые вены, но он не мечется и не взмок от пота.

– Как он себя чувствует? – спросил Йен. Она повернулась к кровати.

– Иногда хорошо, разговаривает со мной, понемножку пьет воду. Иногда спит. Потом просыпается от боли. Жар усиливается. Тогда я бужу горничную, чтобы она помогла мне обтереть его прохладными салфетками. Мистер Хопкинс приходит помочь переменить на нем ночную рубашку – вашу рубашку, милорд, благодарю вас, – когда она намокает.

– А ноги?

– Ноги сейчас не имеют значения.

Они будут иметь значение для мальчика, если он выживет. Но зачем было напоминать об этом сестре, которая, кажется, знает, что нужно делать для больного, вопреки его опасениям. Иначе Хопкинс и миссис Берчфилд никогда не оставили бы ее одну, можно не сомневаться.

Жар в комнате был удушающий.

– Разве врачи сказали, что в комнате должно быть так жарко?

– Врачи много чего сказали, противореча друг другу. Я думаю, что в комнате должно быть жарко. Трою только не хватает схватить вдобавок ко всему воспаление легких.

Наверное, в этом есть смысл, решил Йен. Утром он сам поговорит с врачами, хотя следовало это сделать сразу же. Он снял с себя домашнюю куртку и расслабил узел на галстуке.

– Милорд? – спросила она несколько удивленно.

– Извините меня, но иначе я просто расплавлюсь здесь.

Афина поспешно отвела глаза от графа. Она прекрасно понимала, что хорошие манеры не имеют ни малейшего значения здесь, у ложа Троя, и ей даже стало легче, потому что ее неприбранный вид теперь соответствовал небрежному дезабилье графа, но все же ее смутило, что она обращает внимание на ширину его плеч и узость талии. Она опустила глаза и увидела его босые ноги. Этого еще не хватало!

Лицо ее вспыхнуло, и она сказала:

– Вам вовсе не для чего здесь оставаться.

– Я останусь здесь.

– Но вы и без того уже сделали так много.

Если бы она знала…

Йен подумал, что ему следует остаться здесь и пообедать вместе с девочкой. Одна среди незнакомых людей и слуг, она, конечно, не могла не испытывать страх. И конечно, она тревожится о брате.

– Я сделал недостаточно.

Девушка и горничная сидели на двух мягких стульях, и он не собирался располагаться на низкой раскладной кровати, стоявшей в дальнем углу. В гостиной он нашел стул, стоявший у стола. Стул был маленький и неудобный на вид, но под его тяжестью не должен сломаться. Он принес стул в спальню и поставил рядом со стулом мисс Ренслоу.