Весь следующий день я провожу в номере. Собираю вещи и готовлюсь к отлету домой. Еду мне также приносят в номер. И опять каждый раз официант приносит цветы от мистера Стива Тейлора.

И мне приятно, но и немного грустно. Потому что я не смогу взять все эти цветы с собой. Придется оставить их здесь.

Вечером хочу лечь спать пораньше. Вылет рано утром. И только я собираюсь идти в душ, как раздается стук в дверь. Наверное, официант. Я просила горячего чая в номер. Открываю дверь и тут же делаю шаг назад.

На пороге стоит Арман. Судя по глазам и неуверенным движениям, не совсем трезвый. И точно — в руках у него бутылка.

— Арман? — произношу я. — Что случилось?

— Ничего, — делает глоток прямо из бутылки и проходит в комнату, захлопнув дверь.

Падает в кресло.

— Зачем ты пришел, Арман? — спрашиваю я, все еще стоя у входной двери.

Но вместо ответа он кладет локти на колени и обхватывает руками голову. Бутылка ударяет по голове, но он не обращает на это никакого внимания.

— Если бы не ты… — бормочет чуть слышно. — Все из-за тебя… Ты во всем виновата…

— В чем? В чем, Арман, я виновата? — спрашиваю осторожно.

— Замолчи! — вдруг взрывается он и поднимает голову.

Опять отпивает из бутылки. Осматривает комнату и его взгляд останавливается на цветах в вазах на полу. Встает, подходит к ним, и легонько пинает носком ботинка.

— Это что?!

— Арман, не надо, — прошу почему-то я. Как будто чувствую, что ничем хорошим это не закончится.

— Что это, Лисова, я спрашиваю?! Кто их тебе подарил?! Этот тупоголовый директор гостиницы?! Или ты уже еще кого-то нашла?!

— Арман, — стараюсь говорить спокойно, — тебе лучше уйти.

И открываю дверь, намекая, что ему пора покинуть мой номер.

А он со всего размаха пинает вазы с цветами и в следующую секунду оказывается около меня. Я не успеваю даже охнуть. Рукой захлопывает дверь и прижимает меня к стене. Я отворачиваюсь.

— Лисова, — произносит он и замолкает. Наклоняется еще ниже. — Как Антон зовет тебя, когда трахает?

Вздрагиваю от его грубости и пытаюсь оттолкнуть от себя. Но все мои попытки обречены. Он сильнее и он в ярости. Я вижу это по его глазам.

— Отвечай! — требует он.

Но я опять молчу.

— Он называет тебя лисенком? — спрашивает Арман и усмехается.

Хмурюсь и опускаю глаза. Почему он спрашивает именно об этом? Пульс зашкаливает, но Арман не дает мне додумать мысль.

Хватает за подбородок, поворачивает к себе и целует. Он опять целует меня! Как-то зло. Как будто хочет причинить мне боль. Я бью его по плечам, но он не обращает на это никакого внимания. Пытается второй рукой, в которой все еще держит бутылку, убрать мои руки и в этой борьбе содержимое бутылки проливается на меня.

Мне становится по-настоящему страшно. Арман пьян и он явно сейчас не устраивает очередную глупую проверку. Хочется реветь от обиды и бессилия.

Он отпускает подбородок и его рука лезет под майку. Из последних сил пытаюсь оттолкнуть его от себя.

И в этот момент раздается спасительный стук в дверь. Арман замирает. Отрывается от меня и косится на дверь. Воспользовавшись моментом, я размахиваюсь и ударяю Армана по щеке и сразу же кричу: «Войдите!».

Удар получается хлесткий и у меня даже болит рука. Арман хватается за щеку и с нескрываемой ненавистью смотрит на меня. Но в номер уже входит официант с моим чаем.

Он удивленно смотрит на нас и не решается спросить.

— Уходи, Арман! — требую я. — Иначе я попрошу вызвать полицию! Я сделаю это! Не сомневайся!

Хлесткий удар почти отрезвляет меня. Но это не приносит облегчения. Наоборот, злость накрывает меня и только усиливает возбуждение.

Я хочу ее. Хочу так, что готов нарушить все возможные запреты и обещания. И я сделал бы это, если бы не официант.

Он спасает ее от наказания. Наказания за пощечину. За то, что она встала между мной и другом. За мое желание.

Стиснув зубы, со всей силы разбиваю бутылку об пол и выхожу из номера.

Но это не конец, Лисова. Далеко не конец.

Я увидел ее впервые год назад, когда она пришла в компанию на практику. Молоденькая, худая девочка с голубыми глазами и рыжеватыми волосами. Заметно отличалась от остальных.

Взгляд в пол и неуверенная походка.

Она ответственно выполняла все поручения. И в те редкие моменты, когда наши взгляды встречались, в ее глазах был лишь испуг.

Я заметил, что она сторонилась коллег-женщин, не бегала на перекуры и не флиртовала с коллегами-мужчинами.

Я прожил в Москве чуть больше десяти лет. И такое поведение сильно удивило меня.

Обычно те, кто приходил на практику в мой отдел, в открытую флиртовали. Порой не стесняясь в предложениях.

Но Лисова была другой. Я сам много раз намекал ей, что не прочь продолжить наше общение вне офиса. Но она упорно не замечала намеков. Или делала вид, что не замечала.

И этим злила меня еще больше.

В тот год период ее практики пришелся на декабрь и она вместе с остальными практикантами поехала на корпоратив со всей компанией.

Весь вечер я наблюдал за ней. С удовольствием отмечая, что она не отказывала коллегам во взаимных тостах. И ей понадобилось совсем немного, чтобы перестать контролировать себя.

Она уже заливисто смеялась, закидывая голову назад. Блуждала затуманенным взглядом по залу.

А когда она встала и направилась к себе в комнату, иногда опираясь рукой о стену в коридоре, я пошел следом.

Я ждал этого момента.

По полутемному коридору я шел за ней тихо, чтобы не напугать раньше времени, и, только мы завернули за угол и скрылись от посторонних глаз, схватил ее и прижал к стене. И сразу же, не давая опомниться, впился в ее губы.

Я не видел ее глаз, но всем телом ощущал испуг. Он сковал ее и она послушно следовала моим движениям.

И вот тогда я понял, что все эти дни ждал этого поцелуя. Возможности прикоснуться к ней.

Наверное, я трахнул бы ее тогда. Я хотел этого, а значит получил бы. Все ближе и ближе я оттеснял ее к двери в ее комнату. Мои руки уже сминали упругую грудь, а член больно упирался в шов джинс.

Но тут раздался телефонный звонок. Оторвавшись от Лисовой, но не отпуская ее, прижимая коленной к стене, я взглянул на экран.

Звонил отец. Я не мог не ответить. Снял трубку и отошел по коридору.

А когда вернулся, Лисовой уже не было. И тогда я опять почувствовал злость. Мои планы были разрушены.