Французам было известно, что благодаря ударопоглощающим креслам американской «Кобры», которые могут выдерживать жёсткую аварийную посадку на скорости до 12 метров в секунду, её экипаж выживет даже при обвальном обрушении сбитой машины с высоты четырёхсот метров. Вдобавок в любой момент такого падения, хоть у самой земли, лётчики имели возможность покинуть вертолёт благодаря системе аварийного покидания машины, которая отстреливала дверцы кабины и лопасти.

А главное: катапультное кресло класса «ноль-ноль» позволяло сидящему в нём лётчику безопасно катапультироваться, даже когда машина ещё не успела подняться в небо или находилась в нескольких метрах над землёй.

Это была прорывная технология, которая стоила миллионы. Тем не менее французы, как недавние союзники США по НАТО, попытались выдать случившееся за «мягкий шпионаж», то есть представить дело почти внутрисемейной склокой. Но американцы на это не пошли и осудили вовремя пойманного за руку инженера на сто пятьдесят лет тюрьмы (!) (причём прокурор требовал для него электрического стула), а нерадивых начальников неудачливого шпиона, не сумевших наладить должный контроль за секретной документацией, приговорили к денежным штрафам в сотни тысяч долларов.

Таким образом, рыночная конкуренция даже респектабельных бизнесменов заставляла «красть вилки в ресторане». Хотя жёсткость приговоров поражала.

Но за что страдали простые советские артисты, которые не несли ответственность за деятельность КГБ и высшего партийного руководства своей страны? Ясно было только одно: кто-то из высокопоставленных чиновников «Пятой республики»[14]использовал их в своих политических целях.

Борису было искренне жалко соотечественников, которых даже не выпустили из зоны паспортного контроля. Поэтому они вынуждены были разместиться на полу, как пойманные иммиграционной службой нелегалы из страны третьего мира. Никто из сотрудников аэропорта не предложил «зависнувшим» пассажирам кофе, бутерброды, одеяла. Борису очень хотелось подойти к землякам, выразить им свою поддержку. Ему-то, как «западному немцу», без проволочек оформили французскую визу. Милая девушка из представительства «Air France» с лучезарной улыбкой известила «герра Нойманна», что для него забронирован номер в отеле всего в получасе езды от аэропорта и столик в гостиничном ресторане. Таким образом, через полчаса он будет поглощать изыски местной кухни, а у ребят с Родины от голода желудки прилипнут к позвоночнику. Потом он отправится дальше через океан и как пассажир бизнес-класса будет обслуживаться по сервис-системе Silver Wing («серебряное крыло»), то есть получит превосходный горячий обед и шампанское. А циркачи ещё двое суток будут ждать, пока чиновники в Москве решат, что с ними делать.

Но подойти к землякам и как-то поддержать их означало выдать себя. Поблизости вполне мог находиться наблюдательный зоркий человек, который не поленится сообщить о подозрительном немце местным контрразведчикам. Поэтому, скрепя сердце, Нефёдов направился на поиски такси.

Борис снова оказался в знакомых ему местах. В далёком уже 1938 году молодой лётчик полдня провёл в Париже по дороге на свою первую войну в Испанию. С тех пор прошло тридцать лет. Но архитектурное лицо города почти не изменилось, а вот люди… Коммунальные службы ещё не успели смыть со стен домов лозунги, оставшиеся после недавних крупных студенческих беспорядков, на месяц превративших Париж в город баррикад и радикальных левацких настроений. Русский Анархист не без эстетического удовольствия читал разноцветные граффити, соседствующие с респектабельной буржуазной рекламой:

Soyez re´alistes, demandez l’impossible (Будьте реалистами, требуйте невозможного!)

L’ennui est contre-re´volutionnaire (Скука контрреволюционна)

Vivre sans temps mort, jouir sans entraves (Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий!)

L‘alcool tue. Prenez du L.S.D. (Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД)

SEXE: C‘est bien, a dit Mao, mais pas trop souvent (СЕКС: Это хорошо, — изрек Мао, — но не слишком часто. (Пародия на популярные среди левых цитаты Мао Цзэдуна.))

Из этой пестроты лозунгов невозможно было понять, ради каких идей местная молодёжь затеяла грандиозный фейерверк в центре Европы — марксистско-ленинских, троцкистских, маоистских или анархистских? Или вся буза была поднята молодыми балбесами исключительно за свободу любви, легализацию наркотиков? А может, вообще это бунт против современной западной цивилизации, которая заставляет их подчиняться законам и проводить большую часть молодой жизни не в весёлых кутежах, а в учебных аудиториях и офисах?

Флюиды «Красного мая 1968 года» ещё плавали в парижском воздухе. Почти на каждого парня в возрасте от тринадцати до тридцати лет почтенные обыватели, а особенно полиция, смотрели как на опасного смутьяна, недавно забрасывающего «фараонов» булыжниками мостовой и «коктейлями Молотова».

Местная мода также поначалу шокировала человека, только что вырвавшегося за периметр «железного занавеса». Можно было подумать, что парижская продвинутая молодёжь поголовно взяла на вооружение лозунг «Хороший вкус — это смерть. Вульгарность — жизнь», совершенно отрицая во внешности элегантность и традиции.

Впрочем, читая надписи на майках встречных юношей и девушек, Нефёдов к концу своей короткой парижской экскурсии кое в чём разобрался. Похоже, эти бунтари действительно ненавидели сытое, скучное, занудное буржуазное общество, в котором они жили. Они жаждали революции как радикального обновления во всех сферах общественной жизни. И хотя у многих на футболках красовались портреты Ленина, Троцкого, Фиделя Кастро и Че Гевары, судя по подписям к ним, молодёжь вовсе не питала особо тёплых чувств к стране «победившего социализма». Желая настоящей свободы и равенства, молодые французские радикалы ненавидели советский социализм, который считали торжеством «омерзительной бюрократии», такой же омерзительной, как и та, что всем заправляла в их западном мире…

Немного погуляв по городу, Борис зашёл в попавшийся ему на пути банк и обменял взятую с собой пачку советских червонцев на новенькие доллары. Так Нефёдову посоветовал поступить его финансовый советник Лёня Красавчик. И хотя Борис в принципе ничего не имел против виденного им сегодня лозунга, призывающего использовать купюры вместо туалетной бумаги, чтобы обрести настоящую свободу, лично ему пока деньги ещё были очень даже нужны…

Теперь можно было отправляться дальше — в Нью-Йорк…

Если бы американские пограничные офицеры узнали, кто к ним летит, они бы страшно всполошились. Шесть лет назад отставника неожиданно вызвали в штаб ВВС и огорошили новостью о предстоящей ему далёкой командировке. Нефёдова включили в делегацию представителей советских ВВС, вылетевших на Кубу, куда уже морем были доставлены из СССР два МиГ-17. После победы кубинской революции это была фактически первая пробная поставка оружия дружескому режиму.

К тому времени, когда самолёт с советской делегацией приземлился в аэропорту Гаваны, прибывший из Одессы сухогруз успел разгрузиться. Контейнеры, в которых согласно маркировке находились тракторы, перевезли на военный аэродром. А там прибывшая на корабле команда техников собрала разобранные истребители. В составе делегации были два лётчика-полковника из элитного столичного авиаполка, которые устроили для Фиделя Кастро, Че Гевары и других революционных вождей впечатляющий демонстрационный пилотаж. А на следующий день, когда прилетевшая из Москвы делегация обсуждала с кубинскими лидерами перспективы дальнейшего военно-технического обслуживания, место в кабине МиГа занял скромный военный пенсионер. Миссия Нефёдова заключалась в том, чтобы, используя новый, чрезвычайно стратегически выгодный плацдарм в регионе Карибского моря, «прощупать» противовоздушную оборону американцев.