с кем имеете дело, — сказала Чёрная душа.

— Вижу, — саркастически сказал Старый год. — Противно на вас всех смотреть…

Он снял с сосуда фарфоровую крышку. И Митя ахнул, увидев сердце Лёли в какой-то жидкости.

Бумажная и Продажная души вытянули головы и тоже заглянули в сосуд, где лежали часики.

Полюбовавшись, старичок опять прикрыл сосуд фарфоровой крышкой и стал рассказывать бабам:

— Эти часики тысячу лет назад сделал Антонио Сегеди. Он делал их всю жизнь! Днём Антонио Сегеди был инквизитором и пытал поэтов, алхимиков и часовых дел мастеров. А по ночам, запершись в башне, Антонио выращивал белые лилии и делал вечные часы на семи философских камнях — вот эти самые! А чтобы не попасть за свои часы на костёр инквизиции, он написал на них: «Артель «Игрушка», 1-й сорт».

Продажная душа мечтательно вздохнула:

— Эх, если бы такие часы продать…

Старый год мрачно взглянул на неё.

— Да-а… Если бы твоя воля, ты бы распродала всё на свете! Даже звёзды в небе. Даже муравьёв по штуке.

— Будьте спокойны, — самодовольно сказала Продажная душа. — Муравьёв я бы дёшево не отдала. У них спирт.

— Замолчи! — сказал Старый год. Он уселся и удовлетворённо вздохнул.

— Да-а, сегодня, 31 декабря, эти часы исчезнут из мира и время остановится. Обсудим, какой будет мир, в котором время стоит. Ваши предложения?

Митя увидел, как Бумажная душа подняла руку;

— Можно мне?

Она встала и, мерно стуча карандашом по столу, начала:

— Предлагаю: а) уничтожить все календари на новый год, б) отпечатать 31 декабря 365 раз, чтобы, когда отрывают листок календаря, всегда было 31-е, в) образовать комиссию по ликвидации слов: «час, сейчас, тотчас, подчас», а также выражений: «который час», «не ровен час», «стоять на часах», «не по дням, а по часам», «час от часу не легче», «калиф на час», «в добрый час», «без году неделя» и тому подобных…

Старый год удовлетворённо кивнул.

— Начинается золотой век! — льстиво сказала Бумажная.

— Какой век! — крикнул Старый год. — Никакого века!

— Ах да, раз года не будет, то не будет и века, — сказала Бумажная душа. — Я позабыла.

— Странная забывчивость! — сказала Чёрная душа и многозначительно посмотрела на старичка.

Старый год продолжал:

— Ни века, ни года, ни месяца, ни дня, ни часа, ни минуты, ни секунды!..

Глядя сверху, Митя зевал. Ему было скучно, и, кроме того, он отсидел ногу. Митя переменил ногу и, потеряв терпение, спросил:

— А как же исправить двойку в четверти?

Внизу воцарилось молчание. Все поглядели друг на друга.

— Кто сказал «двойка в четверти»? — спросил Старый год.

Бабы оторопело молчали. Старичок сказал:

— На всякий случай разъясняю: двойка в четверти останется навсегда!

Чёрная душа захихикала, потирая руки:

— Значит, школьники останутся на второй год?

— Сколько раз вам повторять! — закричал старичок. — Никакого второго года не будет! Ни второго, ни третьего, ни сто двадцать третьего!

Со злостью он открыл фарфоровую крышку и, отвернув лицо, начал сливать в угол башни на старый мраморный пол адскую жидкость. И пол зашипел, бурый дым взлетел тучей, так что бабы шарахнулись и зачихали; но они не сказали друг другу «будьте здоровы» — вот какие они были злые! А мраморный пол в углу башни покоробился, пошёл пузырями и стал похож не на мрамор, а на ржавое решето.

Когда дым рассеялся, Митя, свесив голову с потолка, увидел, как бабы нагнулись над часиками, чуть не столкнувшись ледяными лбами. Часы шли.

— Идут, будь они прокляты! — проворчал Старый год. — Но я знаю, что делать. Есть один часовой мастер…

Обтерев часики газетой, старичок завернул их в платок: «Ждать меня тут!» — открыл люк и скрылся. Увидев на лестнице, что чугунная дверца открыта, Старый год мимоходом запер её на задвижку и стал спускаться дальше.

В это время Митя между колёс башенных часов ползком пробирался к той же дверце. Он скатился вниз, по чугунной лестнице, упираясь ладонями в промёрзшие стены, и толкнул чугунную дверцу. Она обжигала пальцы холодом, но не поддавалась. Митя понял: закрыта снаружи! Он попробовал её сломать, тряс, дул на пальцы и снова тряс, — ничего не вышло. Тогда Митя в отчаянии опять полез наверх.

18

Ища разгадку мучившей его тайны, мастер Петушков читал энциклопедию. Он начал читать её с конца, чтобы скорее добраться до сути, и уже дошёл до слова «Юпитер» — планета солнечной системы, бог в древнем Риме и осветительный прибор на киностудии, — когда в часовой мастерской задумчиво забили большие часы, им ответили поменьше — со всех стен и из всех углов, перекликаясь тоненькими, шипящими, хриплыми и звонкими голосами. И едва на всех часах замер самый последний — девятый удар, в мастерскую вошёл старичок в пыжиковой ушанке, замотанной башлыком, и в шубе.

Отряхнувшись от снега, он подошёл к мастеру и положил перед ним часики. Не глядя, мастер взял их и стал слушать. Они шли, звонко чеканя мгновения.

— Спешат! — определил мастер.

— Нет.

— Отстают?!

— Нет.

— Ага, вы хотите сменить циферблат, — догадался мастер.

— Нет.

— Вы пришли их чинить? — рассердился Петушков.

— Нет, остановить.

Петушков поднял глаза на клиента и узнал старичка из башни. Мастер пристально посмотрел на него: старичок не шутил! Тогда Петушков опять опустил глаза на часы и начал рассматривать их через лупу. «Артель «Игрушка», 1-й сорт», — прочёл он и обмер, почувствовав, что находится на волосок от какой-то ужасной тайны.

Клиент сказал доверительно:

— Я пробовал их остановить сам. Я опускал их даже в азотную кислоту. Но они не останавливаются.

Мастер ещё раз посмотрел на старичка и, стараясь сохранить спокойный вид, сказал:

— Хорошо, я их остановлю. Приходите второго января.

— Поздно. Их надо остановить сегодня. Я не могу ждать.

Не решаясь поднять глаза на клиента, Петушков вынул квитанцию, где было написано: «Артель «Точное время».

— Фамилия? — спросил он.

— Не имеет значения, — сказал старичок.

Петушков помолчал. Потом дрожащей рукой оторвал квитанцию.

— Семьдесят шесть копеек!

Старичок заплатил, аккуратно сложил квитанцию, спрятал её и вышел.

Мастер вскочил и подбежал к окну, заставленному часами.

Шли прохожие, хлопьями падал снег. Старичок переходил улицу не торопясь, не обращая внимания на машины, которые, чуть не налетев на него, с визгом тормозили.

И Петушков вспомнил про мальчишку: он спрашивал как раз об этих часиках. Мало того, он искал старичка, которого называл «Старый год». «Неужели, — подумал мастер, — этот старичок и есть Старый год!» Первый раз в жизни часовой мастер Петушков так