Роман с оператором Аликом Царевым начался внезапно и бурно. Однажды в перерыве Царев подошел к девушке и, улыбнувшись, спросил:

– Настя, ты хочешь посмотреть рабочие съемки? Мне кажется, тебе нужно меньше жестикулировать. Вот сама увидишь!

Настя сначала хотела Алика отшить: мол, его дело за камерой стоять, а играть она будет, как режиссер скажет, но потом передумала. И вовсе не из-за желания творческого самосовершенствования. Была в нем какая-то грубая мужская сила, одновременно отталкивающая и привлекающе-манящая.

– Правда? Ну, хорошо. Если ты так думаешь, давай посмотрим. – Девушка не вполне понимала, действительно ли проблема в ее жестах, или это предлог для встречи.

После съемочного дня они с Аликом задержались в павильоне и просмотрели весь рабочий материал. Настя была вынуждена согласиться – да, руками она иногда машет так, что заполняет весь кадр. Девушка была благодарна Цареву – мог ведь и промолчать, а ей, Насте, потом досталось бы от режиссера.

– Алик, спасибо! Ты такой молодец! И очень красиво мои глаза снял, и взгляд получился проникновенный!

В ответ Алик притянул ее к себе и поцеловал. Вполне по-хозяйски, как будто они давно живут вместе и конфетно-букетный период остался далеко позади. Они стали встречаться, благо у Насти была своя квартира (папин подарок) в историческом центре. Казалось, Алик заворожил ее, как факир с дудочкой завораживает кобру. Только, в отличие от кобры, Настя радостно и по собственной воле подчинялась своему повелителю, даже не помышляя о свободе.

Мишка Оленин по-прежнему тоскливо смотрел на девушку и время от времени вздыхал, но Настю это начало раздражать. Оленин казался ей человеком, неспособным на поступки. То ли дело Алик Царев! Одна шевелюра и глаза насыщенного бутылочного цвета чего стоят.

Роман на съемочной площадке скрыть нельзя. Настя чувствовала, что выдает сама себя, когда пытается любой эпизод сыграть лучше и ярче, чтобы Алик отметил и похвалил. Однажды гримерша Оксана, накладывая Капцовой пудру и румяна, как бы между прочим сказала:

– Настя, а ничего… у Царева вообще-то семья есть… жена в том числе…

– Он женат? – растерялась девушка.

– Ну вот… да. Разузнала бы, прежде чем роман крутить. Жена у него, кстати, ревнивая. Ты подумай хорошо. Оно тебе надо?

Настя еле дождалась конца съемочного дня, чтобы поговорить. В душе было противно, словно там поселились мерзкие и холодные лягушки. Как только девушка села в машину – Алик привычно ждал ее у входа, – откладывать объяснение не стала:

– Ты мне почему не сказал, что женат?

– А ты меня не спрашивала, – ничуть не смутившись ответил он. – Да и вообще, какая разница? Я разве обещал жениться?

Разница была, и существенная: Насте хотелось обрести мужчину своей мечты, а вовсе не чужого блудного мужа. Она никого не собиралась уводить от уютных домашних тапочек или выяснять отношения с чьей-то женой.

– Больше мы встречаться не будем! – отрезала Настя.

– Как скажешь, – легко согласился Царев и, определенно даже не расстроился. Он словно переступил через нее, как спешивший через ступеньку, и пошел дальше не оглядываясь.

Сейчас все эти эпизоды вихрем пронеслись в ее памяти. Настю беспокоило только одно – следователь может найти в телефоне Царева ее обнаженные фото. А вдруг несимпатичный Уткин уже обо всем знает? А Насте так хотелось поскорее забыть историю с оператором! Как она тогда будет оправдываться? И что скажет Алексею Погудину, на которого сейчас «ведет дамскую охоту»?

Утром у двери редакции Юля и Вадик обнаружили котенка. В этот день они, не сговариваясь, пришли на работу пораньше.

– Ой, какой симпатичный! – восхитилась Юля.

Котенок был маленький, темно-серый и доверчиво смотрел яркими голубыми, как васильки, глазами.

– Давай его в редакцию заберем, – предложила она.

– Вот у нас только кота и не хватало, – поморщился Тымчишин. – Хочешь, тащи. Мне, в общем, все равно. Я сегодня не в форме, голова болит. Мне не до кота.

У него действительно раскалывалась голова. Вчера вечером в гости зашли одноклассники, все закончилось коньяком и разговорами до утра. Ребята работали во вторую смену и могли спать до обеда, а вот Вадик утром еле собрался и пошагал на работу писать материал, надеясь потом отпроситься пораньше – домой, отлеживаться. Юля уловила запах перегара и не сдержалась:

– Тымчишин, ты вчера пьянствовал?

– Было немного, – согласился он.

– Понятно, почему у тебя голова болит и ты котенку не рад.

– Я, подруга, ничему не рад. Башка трещит невозможно. Хотел дома поработать, но флешка с материалом в редакции осталась, вот и притащился с утра пораньше. Буду кофеем отпаиваться.

– А я котенка покормлю.

– Сорнева, у тебя удивительная способность всех спасать – и людей и котов, – Вадик проглотил таблетку, налил кофе и прихлебывал «напиток бодрости» из большой кружки, чувствуя, как головная боль потихоньку уходит.

– Вы представляете! – громко возвестила о своем появлении корректор Надя Метеля. – Я зашла в хлебный: купила сосиску в тесте, чтобы съесть по дороге. Откусила, а там кусок пластмассы – чуть зуб не сломала. Вот о чем надо писать, как людей травят! – возмущалась девушка. – Прямо готовая тема для статьи!

Вскоре появилась и Мила Сергеевна. Ответственный секретарь с неудовольствием воззрилась на картину «Утро в редакции»: безответственный Тымчишин прихлебывал кофе и продолжал страдать, распространяя устойчивый запах перегара; сердобольная Сорнева стояла на коленях перед котенком, лакающим молоко (молоко Юля позаимствовала в общем редакционном холодильнике – некоторые сотрудники предпочитали пить кофе с молоком); а эмоциональная Метеля громко возмущалась беспринципностью изготовителей сосисок в тесте и размахивала руками, в одной из которых был зажат пресловутый кусок пластмассы.

Мила Сергеевна не удержалась и тоже всплеснула руками:

– И эти люди делают газету! Вы себя организовать не можете! Юля, зачем ты котенка притащила?

– Милочка Сергеевна, не ругайтесь! Я не притаскивала, он тут уже был – сидел под дверью, а мне просто стало его жалко. Я сегодня объявление на «кошачьем» форуме напишу, вдруг кто отзовется и себе заберет, – начала оправдываться Юля.

– Котов нам еще не хватало, – согласился с Милой Тымчишин.

– А ты, Вадик, просто боишься конкуренции с ним не выдержать, – отшутилась Юля, хотя настроение у нее было тревожное.

Впервые в своей журналистской практике она должна была написать два противоречивых материала. Да не просто противоречивых, а принципиально разных. Зря она пожадничала, пусть бы главный отдал материал про убийство оператора ее коллеге Коростылевой. Ан нет, вцепилась, как будто ей больше всех надо. Видимо, действительно так.