— Пошли прочь, бесполезные прилипалы, — прошепелявила она беззубым ртом.

Толпа поредела, и в комнате остались только покойный Бартоломео, дон Умберто и донна Рубино.

Донна Рубино подошла к телу. Нежно поцеловала Бартоломео в лоб и перекрестила внука, бормоча молитву. По морщинистой щеке скатилась слеза, упала на корсаж платья и некоторое время поблескивала, пока не впиталась в ткань.

Донна Рубино повернулась к сыну, дону Умберто, самоуверенность которого уже уступила место страху. Донна Рубино смачно плюнула ему в лицо, и слюна попала прямо в глаз, на время ослепив дона Умберто.

— Проклинаю тебя материнским проклятием, — прошипела донна Рубино таким голосом, от которого волосы на шее и руках ее сына встали дыбом, как шерсть на загривке у испуганной собаки.

— Ты подонок, — спокойно сказала мать. — Дерьмо. Ты убил моего внука, своего единственного сына. Убил собственноручно. Пресвятой Деве было угодно, чтобы я выносила в своем чреве чудовище. Теперь я проклинаю тебя. Мое проклятие пребудет с тобой вечно. Ты никогда не освободишься от него. Оно будет рядом каждый день. Проснешься ночью и увидишь, что оно сидит в изножье твоей кровати. Оно не оставит тебя в покое. Ты будешь все время оглядываться через плечо. И умрешь в такой агонии, которой хватило бы на тысячу смертей. Только так будет отмщен Бартоломео.

Произнеся эту речь, донна Рубино снова плюнула и с завидной меткостью угодила дону Умберто во второй глаз. Потом величественно развернулась на низеньких каблуках и навсегда покинула дом своего сына.

Дон Умберто протер глаза. Впервые в жизни он усомнился в своей правоте.

Может, его жена и мать правы? Может он и в самом деле чудовище, убившее свое дитя, плоть от плоти своей? Или он благоразумный человек, вступившийся за свою честь единственно возможным способом?

Если кто-то оскорбил тебя, разве нужно сомневаться, перерезать ли ему глотку, как собаке? Неужели сын не должен уважать отца больше, чем любой посторонний человек? И разве преступление сына не становится от этого еще гнуснее? Неужели он не заслуживает смерти?. Безусловно, дон Умберто поступил порядочно, убив мальчика своими собственными руками, а не поручив это дело одному из своих прихвостней. Разве не так поступил бы любящий отец?

От этих тяжелых раздумий у дона Умберто заболела голова. На лбу выступил пот.

Прав он или не прав?

Мать прокляла его, жена и дочери от него отвернулись, и отныне не будет ему покоя в собственном доме.

Может, сходить в церковь? Пусть Господь наставит его на путь истинный, освободит от сомнений. Он даже встал, чтобы пойти туда, но снова опустился на стул потому, что не был верующим, а фальшивый священник не поможет ему обрести Бога.

Раздумья дона Умберто были прерваны каким-то шумом.

Это я, Роза, рвалась в комнату. Увидев лежавшее на столе тело, я медленно и осторожно приблизилась к нему и стала молча смотреть. Казалось, я лишилась рассудка. Кончиками пальцев я провела по лицу Бартоломео, бормоча что-то невразумительное. Убрала бинты с его шеи и увидела тонкий разрез с запекшейся кровью. А потом истерически завопила и орала до тех пор, пока дон Умберто не угомонил меня пощечиной.

— Вон из моего дома, — прошипел он. — Это ты, шлюха, все устроила. Если бы не ты, мой сын не предал бы меня. Это у тебя, а не у меня руки в крови, и ты не отмоешься до самой смерти. Будь ты проклята до своего последнего вздоха. А теперь вон из моего дома!

Он спустил меня по лестнице прямо на улицу, где меня чуть не затоптали. Я извалялась в пыли и грязи и не могла подняться на ноги, но никто мне не помог. И только через некоторое время Гуэрра и Паче, пробравшись сквозь толпу, помогли мне встать и уйти.

Глава 12

Совершенно не могу припомнить того времени, когда я еще не знала Бартоломео. Мы познакомились в scuola elementare[15], в классе сестры Пациенцы. В те годы обучение девочек считалось пустой тратой денег, но мама, несмотря на папины возражения, настояла на том, чтобы я пошла учиться.

Мне было пять лет, и я оказалась единственной девочкой во всей школе. Мы сидели с Бартоломео за соседними партами и очень скоро стали лучшими друзьями.

С самого первого дня мы всюду ходили вместе. Мы делились друг с другом завтраками в тени большого платана на школьном дворе. Я отдавала Бартоломео половину своего пирога или куска сыра. У него всегда были конфеты или шоколадки, и он делил их строго поровну. Иногда он приносил жвачку, которая по тем временам считалась роскошью, и мы жевали ее по очереди. После долгого учебного дня Бартоломео провожал меня домой через маковые поля, неся мой портфель.

Когда мне исполнилось тринадцать, мы стали держаться за руки, а если вокруг никого не было, обменивались невинными поцелуями.

Мама, от которой ничего нельзя было утаить, не одобряла нашей детской дружбы. Бартоломео не нравился ей из-за своего происхождения. Он был из семейства Соньо, а всем в округе известно, что Соньо — уважаемые люди. Иными словами, они — lа famigliа[16], то есть мафия.

Как и многие другие, мама всю жизнь боялась мафии. В детстве, сидя на коленях у своей матери, она слушала сказки об убийствах, чинимых уважаемыми людьми, а поскольку мама все принимала буквально, эти мифы смешались в ее воображении с реальностью.

Принадлежи Бартоломео к другой семье, мама сходила бы к его родителям и велела бы их сыну держаться подальше от ее доченьки. Но этих людей она боялась и была бессильна что-либо изменить.

Единственное, что она могла сделать, так это предупредить меня об опасности, а я, разумеется, не придала этому никакого значения. Бартоломео был совершенно непохож на своего отца. Он был спокойным мальчиком, заботливым и добрым. Но мама, не доверявшая никому на свете, была убеждена в том, что его мягкие манеры служат лишь прикрытием для дьявольски жестокого нрава. С ее точки зрения, Бартоломео был способен на шантаж, вымогательство и даже убийство.

Мама была свидетелем множества вендетт, в результате которых некоторые семьи остались без единого сына, наследника их рода. Она боялась, как бы ее Роза не связалась с такой компанией, и делала все возможное, чтобы разрушить наши близкие отношения.

Донна Эванджелина Соньо материнским чутьем угадала привязанность сына ко мне. Но она знала о намерении мужа подобрать для Бартоломео выгодную партию, когда тому