Услышав это, я хотел подняться, но Мишка меня остановил:

— Да ты что, я и сам много пить не стану. Ответственнейшая командировка. И выбрали, прошу заметить, не кого-нибудь из асов, а меня, молодого, подающего надежды. По этому поводу, конечно, не мешало бы… — заключил он и вопросительно на меня посмотрел.

— Можно, конечно, немного, — согласился Алик. До этого он угрюмо молчал и время от времени поглаживал коротко по-спортивному остриженные волосы, — наверное, психологически готовился к предстоящему баскетбольному матчу на первенство города. — Но самую малость. А иначе подведу команду.

— Давайте, чтоб не мельтешить, по двести водочки — и разъезжаемся, — решил Мишка. — Все равно времени ни у кого нет.

— Я не буду, — сказал я твердо.

— Хоть мне сегодня и нельзя… Но я за успех друга пригублю, — сказал Алик и тем меня пристыдил.

Мишка побежал к стойке и вернулся с тремя запотевшими стаканами. Водка оказалась холодная, очень холодная, что в летнюю жару было приятно.

— И с завтрашнего дня не пью, — сказал Мишка, когда мы сделали по глотку. — Хватит. Пора всерьез приниматься за работу.

— А где Юрка? — спросил я. — Почему он тебя не провожает?

— Болеет. Сердечный приступ. Но на матч обещал прийти, — отозвался Алик.

Мы сделали по завершающему глотку, и я собрался уходить.

— Идея! — Мишка приподнялся со своего места, и глаза его сверкнули. — Надо выпить за Юркино здоровье.

— Без меня, — сказал я.

— И я — пас, — сказал Алик.

Мишка обиженно запыхтел.

— Тут есть яичный ликер, называется «Advocaat». Я никогда не пробовал. Может, возьмем бутылочку? И навестим больного друга?

— Мне в редакцию, — сказал я.

— А у меня игра, — напомнил Алик.

— Тогда здесь попробуем. И на этом закончим. — И Мишка отлучился к стойке, откуда притащил бутылку с красивой яркой этикеткой. Разлил густой, желтый, как гоголь-моголь, напиток в фужеры. Ликер оказался горький, к тому же из-за густоты проглатывался с трудом. Пить его было противно.

— Гадость, — скорчил гримасу Алик.

— Ага, — поддержал его я. — Удовольствие ниже среднего.

— Но не выливать же! — сказал Мишка. — Бутылку допьем — и кранты.

Он попытался налить нам еще. Я накрыл свой фужер ладонью.

— Нет. Я и так уже забурел, — сказал я. — До чего дело дошло — от микроскопической дозы косею. И на улице духота. Еще больше развезет.

— Сейчас не говорят «забурел», — исправил меня Алик. — Сейчас говорят: напился в отрубя. Или — в лоскуты. Или — в соплю.

— Ребят, — слегка заплетающимся языком сказал Мишка. — Все же надо нам больного товарища навестить.

— А Лена? — усомнился Алик. — Она же нас на порог не пустит. Она думает, что сердце у него отказало после нашей последней встречи.

— Да ее сейчас нет, — успокоил Алика Мишка. — Она у родителей. Они для Юрки какое-то дефицитное лекарство достали. Чтоб быстрей поправлялся. Я Юрке звонил, и он мне это рассказал. Ее еще часа два дома не будет.

— Мне в редакцию надо, — сказал я. — И теперь я могу тебе признаться, Алик, что в номере стоит та самая статья.

— Не может быть, — счастливо захохотал Алик.

— Да. Про ту самую девушку, которая тебе нравится. Теннисистку. Кандидата в мастера спорта. Ты попросил — и я написал о ней. Она подает большие надежды и заслуживает такой публикации.

— Тогда с меня бутылка, — сделал неожиданный вывод Алик. — Ты настоящий друг. Твоя статья повысит мои шансы в ее глазах.

И он направился к стойке.

— Я никуда не поеду, — сказал я Мишке.

— Ну, ненадолго, — принялся уговаривать меня он. — На моторе мигом домчим. Товарища навестим и бутылку допьем. Без домашней закуски с этой яичной отравой все равно не справиться.

Юрка встретил нас не очень-то радостно. Он был бледный и постоянно хватался за сердце.

— Вот ведь, в мои-то годы. И вдруг приступ, — стал жаловаться он.

— Это потому, что Лена тебе ни грамма не позволяет, — объяснил ему Мишка. — А ведь каждому известно: без кайфа нет лайфа. — И он извлек из сумки, с которой собирался ехать в командировку, початую бутылку ликера.

— Нет, — замахал руками Юрка. — Врач сказал: ни в коем случае.

— Так это же лучшее средство от сердца. Целебный яичный ликер, — сказал Алик. И достал вторую, купленную им бутылку «Advocaat’а». — А ты небось химией, таблетками себя травишь?

— Нет, нет, — мотал головой Юрка, — не могу. Болею я. Ни пить, ни курить…

— Да брось, — начал урезонивать его Алик, — пить и курить только по отдельности вредно. Никотин сужает сосуды, а алкоголь расширяет. Значит, в целом ничего не происходит. А как приятно!

Пока он увещевал больного, мы с Мишкой достали рюмки и тарелки. Юрка нашего намека не понял.

— Все, все, навестили и уходите. Скоро Лена вернется.

Но Мишка знал, чем его пронять. Отпил глоток отвратительного ликера и зацокал языком:

— Прекрасно! Изумительно. Вот это вкус!

И Юрка не выдержал:

— Ладно, дайте пригубить.

Однако, отведав напитка, сморщился.

— Отвратительно!

— Все лекарства горькие, — наставительно сказал Алик.

После этой удачной шутки Мишка прямо-таки закатался по полу от хохота и сделал предложение выпить за то, чтобы Юрка справился с болезнью и дожил до Нового года, тем более что ждать всего ничего — пять месяцев. Мы выпили, и я совсем было собрался уйти, поскольку на закуску Юрка предложил лишь пачку печенья «Шахматное», но Алик и Мишка встали у двери и преградили мне дорогу, а Юрка достал из холодильника две бутылки «Ркацители», якобы приготовленные его супругой для встречи с подругой, которая приезжала в воскресенье из другого города. Мы все были тронуты этим его широким жестом и еще раз выпили за дружбу. После этого я позвонил в редакцию и сообщил, что приехать не могу, так как навещаю больного товарища. Мне посочувствовали, а я попросил ознакомить меня с набранным текстом моей статьи прямо по телефону. В трубке то шипело, то трещало, к тому же Алик дышал над ухом, переживая за будущую публикацию о своей возлюбленной, и в конце концов я перестал вслушиваться, а лишь время от времени повторял: «Так, так». Потом, зажав микрофон рукой, предложил тост за то, чтобы статья вышла в свет без ошибок и опечаток, и за будущее счастье Алика. Друзья меня поддержали.

На другом конце провода закончили читать и сказали: «Точка. Конец», а я сказал: «Спасибо большое», и с сознанием исполненного долга