Мисс Веллингтон Денис узнал сразу и подумал: «Боже мой, какая же она американка?!» Жены и дочки заокеанских миллионеров, приезжая в древнюю российскую столицу посмотреть, как по улицам бродят белые медведи, брали с собой все бриллианты, какие только могли приобрести, и ходили блистающие, словно рождественские елки. Но на мисс Веллингтон обнаружилась только небольшая брошь с гранатами, скреплявшая воротничок скромной, под горлышко, белоснежной блузки. Она выбрала для визита лиловый полосатый костюм-тальер с длинным жакетом. И портной, что кроил этот костюм, по мнению Давыдова, честно заработал свои деньги. Тонкая и гибкая фигура гостьи вроде и скрыта, однако обо всех округлостях можно догадаться. Прическа мисс Веллингтон была именно такой, как пристало женщине из хорошей семьи, получившей правильное воспитание, — не слишком пышной; золотистые пряди обрамляли фарфоровое лицо.

«На вид — около двадцати пяти лет, не дитя малое… Пожалуй, можно спокойно прибавить года два-три — не ошибусь», — оценил Денис. Рядом стояла ее подруга, рыженькая, с живым круглым личиком, тоже в тальере, только голубом и с большими клетчатыми лацканами.

«На какой же козе к тебе подъехать, голубушка?» — безмолвно вопросил Давыдов.

Голицын на интимном знакомстве не настаивал, но намекал: было бы неплохо. Теперь и Денис понял: было бы неплохо…

— Душка, я вас представлю нашим красавицам, — сказала графиня. — Они с сегодняшнего дня состоят в моем Обществе культурных связей, вступайте и вы, это даст вам шанс! — И подмигнула самым залихватским образом.

С Давыдовым Крестовская говорила по-русски, а к гостьям обратилась почему-то по-французски. Тут возникло недоразумение. Давыдов твердо знал, что целовать руку можно только замужней даме, а обе иностранки — именно мисс, однако ручки протягивают исправно. Начинать же знакомство с рукопожатия, которое стараются ввести в моду суфражистки и примкнувшие к ним дамы, как-то нехорошо. Впрочем, черт ее, Америку, знает — может, там эта глупость уже прижилась?

Внесла ясность Элис Веллингтон: в Америке рукопожатие дело обычное, но она получила иное воспитание и против поцелуя не возражает, при этом предрассудки времен вавилонского столпотворения в расчет не принимает.

В свое время Денис начал изучать английский язык, но чуть не подрался с учителем — не так был устроен давыдовский рот, чтобы жевать гласные, фырчать согласные и проделывать языком балетные экзерсисы. И тут ему повезло: знакомые рекомендовали старого морского офицера, не знавшего о существовании склонений и спряжений, но имевшего педагогический талант. Он заставил Дениса прочитать вслух полстраницы дребедени и сказал: «Дурак, кто вообразил, будто английский язык — один. Их много. Я выберу тот, который вам ближе, и буду натаскивать, как юнгу. Потом вы с гордостью скажете, что у вас, допустим, бостонское произношение, и ни одна сухопутная крыса пискнуть не посмеет, потому что так оно и будет».

В процессе обучения Давыдов достаточно узнал об английских языках, чтобы сразу понять: мисс — не американка, мисс — англичанка. Настоящая, чистокровная, разве что плавала в Америку к какой-нибудь дальней родне — развлечься и подцепить богатого мужа. Выходит, не подцепила.

Поцелуй руки — он тоже, как английский язык, не один. Можно подвести свою ладонь под ладонь дамы, практически ее не касаясь, и задержать губы над кистью, опять же без прикосновения, и даже не изобразить «чмок», этого довольно. Или снизу проползти пальцами до нежного дамского запястья и даже чуть выше, изобразить губами легкий трепет и приникнуть самым настоящим поцелуем!..

Это Давыдов и проделал.

Наглость, конечно, при первой встрече устраивать такие штучки, но сердце и опыт подсказали: возмущения не будет.

Ответ был правильный. Полная невозмутимость лица и прикосновение большого пальца Элис, которому при поцелуе полагается безвольно свисать. А он слегка, но внятно прикоснулся к руке Дениса. Диалог состоялся!

Их дальнейшая беседа одновременно на английском и французском — французскую ноту вносила Крестовская — уже была чистой формальностью. Молодые люди прекрасно поняли, что нравятся друг другу. Однако вели себя преувеличенно благовоспитанно, потому что обоих это очень развлекало. Но взгляды! Взгляды говорили без слов: «Я с тобой, ты со мной, мы — пара…»

— Я решила завести у себя правильный английский файф-о-клок, — вдруг без перехода объявила Крестовская. — Дементий, голубчик, — повернулась она к мажордому, — распорядись, чтобы подавали чай. Уж не знаю, как там в Лондонах и Бирмингемах, а у меня будет стоять самовар. Без самовара и чай не чай!

Но, в отличие от купеческого застолья, когда пузатое, двухведерное чудовище взгромождают посреди стола, у графини имелся особый чайный столик, стоящий сбоку, чтобы хозяйка сама могла наливать кипяток в чашки и передавать их гостям, соблюдая давний красивый обычай. Посреди стола стояла, как в лучших домах Лондона, ваза с белыми цветами. Принесены были три заварочных чайника с серебряными подвесными ситечками, установлены возле самовара, чтобы гости могли выбрать любимый сорт чая — индийский, цейлонский или желтый «императорский», самый дорогой из всех.

Дабы уж все было в английском стиле, выставили сервиз из веджвудского фарфора и правильные английские имбирные пирожные, жареные булочки с изюмом и вафли в фарфоровых плетеных сухарницах. Но и русский вишневый пирог присутствовал — как же без пирога?

— Она опаздывает! — неожиданно пожаловалась Крестовская, когда все уселись за стол. — Ну что за разгильдяйство, прости господи? Некоторых, как ни учи, светскими людьми не сделаешь!

И тут дверь маленькой столовой, предназначенной для файв-о-клока, отворилась.

Первым вошел зверек, ростом с бульдога, но очень мохнатый и с вытянутой, как у овчарки, мордой. За ним — женщина, что вела его на позолоченном поводке. Женщина была такая, что Давыдов невольно приоткрыл рот. Доводилось ему встречать дам, одетых в стиле «смотрите на меня все и восхищайтесь», но такая попалась впервые. Заглядевшись, Давыдов даже не сразу понял, что по комнате бродит не шпиц, а самый настоящий медвежонок.

Зверек оказался ручной — сразу сообразил, кто тут раздает тарелочки с нарезанным вишневым пирогом, и потопал к графине, натянув поводок и желая непременно залезть к старушке на колени.

Хозяйка медвежонка, которой полагалось бы удержать нахала, наоборот — поводок выпустила. Она, будь неладна, уставилась на белый локон Давыдова!

Мишка под шумок ловко вскарабкался на колени к Крестовской, а та от неожиданности даже не взвизгнула — только растопырила руки. Тогда косолапый ткнулся носом ей в губы, учуяв пирожное.

Гости загалдели. Внук театрально призывал отцепить чудовище от бабушки, а скромная дама с дочкой-подростком оказалась неожиданно голосистой и опытной по медвежьей части:

— Отцепить?! Да вы на его когти посмотрите! У него когти — с вершок!

Давыдову приходилось иметь дело с медвежатами. У деда в имении, на заднем дворе, жила пара таких сиротинушек, найденных возле убитой медведицы. Он спокойно подошел и взял мишку, как малое дитя, на руки.