Я отвернулась. Мне невыносимо было думать о том, что пережил Тэм.

Папа достал что-то из кармана пальто.

— Мне показалось, что тебе это нужно, — сказал он, отдавая мне пурпурный ошейник Тэма.

Мама обняла меня и прижала к себе.

— Мне очень жаль, Эбби. Я знаю, как сильно ты его любила.

Я отвернулась от нее.

— Тэм может быть еще жив.

Мама с папой переглянулись.

— Он мог выбраться из клетки, — сказала я. — То, что они его не нашли, не означает…

— Сейчас, Эбби, — произнес папа, — будет лучше, если ты посмотришь правде в глаза и поймешь, что Тэма больше нет. Он не вернется.

— Нет! — закричала я.

Я взглянула на родителей — у них в глазах стояли слезы. Я стиснула зубы. Я не заплачу.

— Вы можете сдаться, — крикнула я, — но я не сдамся!

— Эбби… — Папа подошел ко мне.

Мне нужно было уйти подальше от них, от их слез и от этой ужасной мерзкой клетки. Я бросилась вниз к дороге, поскальзываясь и падая на льду.

Кровь стучала у меня в висках, в ушах звенело: «Тэма больше нет, Тэма больше нет». Я бежала как можно дальше от этих ужасных слов.

Наконец я больше не могла бежать. Я нагнулась, глотая воздух. Мне было так больно, что я готова была рассыпаться на кусочки. Как я смогу жить дальше без надежды на возвращение Тэма?

— Эбби?

Я выпрямилась и моргнула. Передо мной стояла Оливия в своем ярко-желтом пальто, маленьких черных ботиночках и пушистой шапке. Она была похожа на одного из наших цыплят.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Я хотела задать тебе тот же вопрос, — ответила она.

Только тогда я заметила, что прибежала к ее дому.

Я посмотрела на подругу, в ее обеспокоенные глаза, и земля вдруг завертелась у меня под ногами. Я начала задыхаться, как пойманная птичка, пытающаяся вырваться на волю. Я упала на притоптанный снег прямо посреди дороги и сказала:

— Тэм.

— Давайте немного подумаем, — предложил дедушка Оливии, разводя огонь в камине. — Они нашли клетку твоей собаки и ошейник. Но не нашли собаку?

Я кивнула.

— Они сказали, что больше ничего не обнаружили.

Оливия смотрела на огонь и вылавливала языком зефир из горячего шоколада.

— Ты говоришь, его ошейник зацепился за дверцу клетки?

Я опять кивнула.

— Тогда Тэм, скорее всего, выскользнул из ошейника, — сказала она.

— Я тоже так считаю, — сказал дедушка Оливии.

— Значит, Тэм может быть еще жив? — спросила я.

— Ну… — Оливия посмотрела на дедушку. — Не берусь это утверждать, но, рассуждая логически…

— Ты должна поговорить со своей бабушкой, — произнес мистер Сингер.

Мы обе посмотрели на него так, как будто он предложил нам поговорить с президентом Соединенных Штатов.

— Она обладает даром предвидения, — добавил он, кивая.

— Предвидения? — переспросила Оливия. — Что это значит?

Во мне зародилась надежда.

— Это значит, что она может видеть то, что недоступно другим. — Поднимая голову, я сказала: — У бабушки, и у ее мамы, и у ее мамы — у всех был дар предвидения. Бабушка говорит, что люди приходили к ним, чтобы найти ответы на вопросы о своих близких.

— Но сработает ли это с животным? — сказала Оливия.

Я вскочила, чуть не разлив горячий шоколад на пол.

— Я не знаю, но есть только один способ это узнать.

Я вылетела из дома и помчалась вверх по дороге — Оливия даже глазом не успела моргнуть.

Я нашла бабушку в кухне. Она доставала свежеиспеченное печенье из духовки.

— Эбби, где ты была? Мы очень беспокоились о тебе и…

— Бабушка, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.

Она нахмурилась.

— Что именно, дорогая?

Я глубоко вдохнула.

— Я хочу, чтобы ты воспользовалась своим даром и увидела Тэма.

Бабушкины глаза широко открылись. Потом она оглядела кухню и тихим голосом напомнила:

— Ты же знаешь, твоя мама не любит говорить о даре предвидения. К тому же я не знаю, действует ли он в случае с собаками.

Я схватила ее за руки.

— Пожалуйста, бабушка! Ты всегда говорила, что люди приходят к тебе с вопросами о тех, кого они очень любят. Я люблю Тэма. Почему же это не сработает?

Бабушка долго на меня смотрела. Потом сняла фартук и повесила его на крючок.

— Давай поднимемся в твою комнату.

Мы закрыли за собой дверь. Бабушка покачала головой.

— Я не уверена, — сказала она. — Но если бы у меня была какая-нибудь вещь Тэма, думаю, это могло бы мне помочь.

Я осмотрела комнату. А потом вспомнила.

— Вот, бабушка. — Я достала из кармана ошейник Тэма.

Она села в старое кресло-качалку, которое дедушка Билл сделал для нее, когда родился папа. Потом закрыла глаза и прислонила ошейник Тэма к груди.

Я затаила дыхание и стала наблюдать за ее лицом. За окном шел снег.

И когда я уже начала думать, что ничего не получится, тихое «о боже!» слетело с бабушкиных губ.

На лице у нее пронеслись тревога, страх, грусть, решимость и любовь.

Бабушка прижала ошейник к груди. Слезы покатились по ее щекам.

Я не могла больше ждать и спросила:

— Бабушка! Что там? Ты видишь Тэма?

Она открыла свои голубые как небо глаза и взглянула мне в лицо.

— Эбби, Тэм…

Дверь спальни открылась.

— О Эбби, вот ты где. Я так беспокоилась и… — Мама посмотрела на меня, потом на бабушку и опять на меня.

Ее лицо вытянулось.

— Что здесь происходит, Агнес?

Я отмахнулась от мамы.

— Что ты видишь, бабушка? Тэм жив или нет?

Бабушка перевела взгляд с меня на маму. Она поджала нижнюю губу, а потом сказала почти шепотом:

— Да, Эбби. Думаю, что да. Он пытается найти дорогу домой, к тебе.

Я завизжала и чуть не сбила маму с ног, так крепко я ее обняла.

— Вот видишь, мама! Я же говорила! Мы должны ехать сейчас же, мы должны найти его!

Но мама не смотрела на меня. Она обняла меня и прижала к себе, не переставая испепелять бабушку взглядом.

— Мама… — твердила я, пытаясь вырваться из ее объятий.