Я посмотрела на часы. Осталось всего две минуты. Две минуты — и я отправлюсь искать Тэма. Я еще не решила, что буду делать, когда окажусь в Виргинии, но была уверена, что разберусь на месте.

Я положила альбом для рисования на колени и стала изучать карту, которую составила после аварии. Я нарисовала горы и как мы с мамой пели песню, извилистую дорогу, длинные полуденные тени и оленей, которые, как сказали рейнджеры, чаще всего попадают под колеса. Мне было больно, но пришлось нарисовать и Тэма, и визжащие шины с запахом жженой резины, и осколки стекла, и поломанные ветви деревьев, и клетку с Тэмом, вылетевшую из грузовика. У меня в горле стоял ком. Руки вспотели.

— Эбби.

Я подняла глаза. Мое сердце замерло.

Мама.

Я попалась. Я сжалась, приготовившись к маминым нотациям.

Но вместо этого она села рядом со мной и взяла меня за руку. Помолчав, мама сказала:

— Родственник из Виргинии, да?

Я отвернулась. Мне стало понятно, что я никудышная лгунья.

Я думала, мама собирается рассказать мне, как это плохо — обманывать, как безответственно я поступила.

Но вместо этого она вытянула ноги и откинулась на спинку скамейки.

Между нами повисла тишина, натянутая как струна.

Потом подъехал автобус. На табличке большими буквами было написано: «Эшвилл».

Я начала убирать мамины руки. Она меня крепко схватила.

— Нет, Эбби, — сказала она.

Я смотрела, как люди выходят из автобуса.

— Но, мама, я купила билет…

Мама терпеть не могла сорить деньгами.

Она замотала головой.

— Я не могу тебя отпустить.

Мое сердце учащенно забилось, когда я увидела, как водитель помог женщине с ребенком сесть в автобус. Старик собрал свои пакеты, набитые непонятно чем, и засеменил к ожидающему автобусу.

Мама до боли сжала мою руку.

— Мама, пожалуйста! — воскликнула я. Слезы потекли по моим щекам. — Я должна его найти!

Мама вытерла мои слезы.

— Я понимаю, Эбби. Правда, понимаю. Но нет.

Водитель автобуса убрал ступеньки и запрыгнул на сиденье.

Двери вот-вот должны были закрыться.

Я выдернула руку и вскочила на ноги. Я даже не подумала схватить рюкзак.

Я ковыляла через зал так быстро, как только могла.

— Эбби, стой! — прозвенел мамин голос.

Я замерла на долю секунды, потом начала протискиваться в двери.

— Подождите! — закричала я.

Водитель завел двигатель. Его рука потянулась к кнопке, чтобы закрыть дверь. Он посмотрел на меня, потом на маму.

— Поезжайте, — прозвучал из-за моей спины мамин голос. — Она не едет.

Дверь закрылась.

Я с отчаянием глядела вслед уезжающему автобусу, который мог бы отвезти меня в Виргинию. Если бы не эти идиотские костыли и не этот дурацкий гипс, я бы успела на автобус.

Мама коснулась моего плеча.

— Пора ехать домой, Эбби.

Я шарахнулась от нее, как от огня.

— Хватит! — закричала я. — Хватит указывать мне, что делать!

Мама отпрянула, будто получив пощечину.

— Это ты во всем виновата, — сказала я. — Если бы ты разрешила Тэму сидеть вместе с нами в твоем дурацком грузовике, я бы никогда его не потеряла. Но нет, все, что тебя беспокоило, — это насколько хорошо выглядит твоя машина.

Мама подняла руку, как будто хотела отогнать бешеного пса.

— А теперь, Эбби…

Но меня уже прорвало.

— А потом ты пообещала, что мы вернемся на место аварии, но мы так и не вернулись, и мне приходится ехать одной, потому что вам всем наплевать.

Мама обхватила себя руками.

— Мне не наплевать, Эбби. Я любила Тэма. Но тебя я люблю больше. Я должна делать то, что лучше для тебя. Когда-нибудь ты поймешь.

— Нет, не пойму! — не унималась я. — Я никогда не пойму. Все, что я понимаю, — это то, что Тэм сейчас где-то ждет меня. А вам наплевать!

Я вся дрожала, как лист на ветру. Я еще никогда не разговаривала так со взрослыми, тем более с мамой. Теперь она отправит меня жить в амбар, к своим драгоценным ламам, а может, заставит идти пешком всю дорогу домой. Мне было все равно. Все, что я сказала, было правдой.

Мама открыла рот, как будто собиралась что-то возразить, но потом сжала губы. Она ссутулилась, как будто из нее выпустили весь воздух.

Мама вытерла уголки глаз и шмыгнула носом. Повесив мой рюкзак себе на плечо, она сказала:

— Давай, дорогая. Поехали домой.

Как только мы вернулись с автобусной станции, я сразу же пошла в свою комнату и не выходила оттуда. В животе урчало из-за пропущенного ужина, но меня это не беспокоило. Тэм, скорее всего, тоже голодал.

Я достала карту, которую собиралась дорисовать во время поездки на автобусе в Виргинию, но тут в мою дверь постучали.

Я крепче сжала цветной карандаш.

— Уходите, — сказала я.

Дверь все равно открылась. В проеме появилась бабушка, высокая и стройная, как сосна.

— Я принесла тебе немного поесть, — сообщила она.

Я опять посмотрела на свою карту.

— Я не хочу жрать, — ответила я. Но бабушке было все равно, как я разговариваю.

Она закрыла за собой дверь.

— Я приготовила жареный сыр, он весь расплавился и такой липкий, как ты любишь.

Мой живот сразу же отреагировал на эти слова. Я очень любила бабушкины сэндвичи с жареным сыром. Но все же…

— Нет, спасибо, — сказала я.

Бабушка поставила поднос с сэндвичем и стаканом молока на мою кровать. Потом взяла расческу с туалетного столика и подошла ко мне сзади.

Она распустила мои косы.

— Голодание не вернет Тэма, Эбби.

Я закрыла глаза, чтобы не расплакаться, и ничего не ответила. Ком в горле был таким большим, что я ничего не смогла бы сказать, даже если бы захотела.

Расчесывая мои волосы, бабушка произнесла:

— Ты чуть не разбила маме сердце, когда попыталась убежать, дорогая.

Она расчесывала запутанные волосы, и ком постепенно исчезал, но я все еще молчала.

— Твоей маме и без того есть о чем беспокоиться. Твой папа опять уезжает, и нужны деньги, чтобы починить фургон.

— Я не понимаю, зачем папе опять уезжать. Я думала, он больше не будет ездить на гастроли, — произнесла я.