Почему за все время пути Монзиков ни разу не поинтересовался ни маршрутом, ни станциями, ни временем прибытия и т. д.?

Откуда у Монзикова появилась раскладушка и детская коляска?

Когда поезд прибыл во Владивосток, то Витек и Костя помогли Монзикову выйти на платформу. Более того, Костя показал Александру Васильевичу ручные камеры хранения, куда были сданы его вещи.

А далее были сильные рукопожатия, объятия и мужские прощания.

Простившись, небритый, с недельной щетиной, в мятой и зловонной милицейской форме, без погон Монзиков направился искать ул. Урицкого, где находился центр повышения квалификации работников ГАИ.

Что удивительно, никто из милиционеров не знал, что на ул. Урицкого, которой во Владивостоке никогда не было (!), есть центр повышения квалификации работников ГАИ. Долго бы мучался Александр Васильевич, если бы не военный патруль, остановивший его для проверки документов.

– Майор Мунько. Документы, пожалуйста! – вежливо, но очень настойчиво потребовал майор в окружении двух матросов. Матросы были маленького роста, около 160 см., а майор был похож на лилипута.

Монзиков сначала подумал, что дети играют поздно вечером на улице, и даже удивился, что у них почти настоящая форма. Но когда он увидел глаза всех троих, то понял, что в Армию, на Флот также как и в милицию чаще всего попадают мужики маленького роста. Маленькие мужички – всегда вредные и поганенькие. А если еще и в погонах, то, как говорят, туши свет. А если еще учесть, что хохлов в погонах не менее 30 %, то становится очевидным, почему в последние годы население изменило отношение к людям в погонах на диаметрально противоположное.

Раз уж Монзиков подумал о военных, то может быть имеется аналогия с политиками? А бывают миллионеры, президенты, или просто большие начальники настоящими мужиками, т. е. ростом за метр восемьдесят? А ученые? Интересно, почему только мелкие добиваются высот в ЖИЗНИ? Или высокие могут быть только спортсменами?

– Майор Мунько. Документы, пожалуйста!

– Капитан милиции Монзиков, Александр Васильевич!

– Почему в таком виде? – спросил несколько резковато майор.

– Так ведь с поезда я. На учебу. А ваши – даже не знают города, – сказал Монзиков и при этом смачно высморкался прямо на асфальт.

Патруль проверял документы, ища хоть малейшую зацепку для придирки. Минут десять, если не больше. Не найдя ничего подозрительного, майор предложил лишь пройти с ними в ближайший пикет милиции, где есть телефон и где можно испить горячего чайку.

На самом деле у Мунько была проблема, и ему нужен был совет специалиста. Вот уже три года, как майор не мог сдать на водительские права. Когда он садился за руль, то ему без подушки или еще чего-нибудь под задницей не было видно дороги. Гаишники, издеваясь, советовали сдавать вождение стоя, а всякие подкладки убирали. В итоге, не было еще гаишника, который бы вошел в положение и принял бы у майора экзамен. Все бы было ничего, но в довершение всем бедам, природа обошла майора и в голосе. С таким голосом, как у него, надо было работать в платном женском туалете и посетителям кричать: «Занято! Свободно!»

И вот только в пикете милиции Монзиков вдруг узнал, что вместо Ижевска он заехал во Владивосток. Силы покинули его. Мужество, воля, мужское достоинство – улетучились вмиг. Монзиков сидел на грязной деревянной скамейке и тихо плакал. Ему вдруг стало обидно, что он не взял с собой записной книжки, где были адреса его сослуживцев по флоту и с кем он мог бы не только встретиться, но и распить ни одну бутылочку.

– Монзиков!

– Я!

– Как Вы полагаете, какие есть дополнительные стимулы у инспектора ГАИ для увеличения и роста показателей, направленных на повышение уровня безопасности и снижение аварийности в условиях рыночной экономики в новой геополитической обстановке? – спросил преподаватель тактико-специальной подготовки центра повышения квалификации работников ГАИ старший лейтенант милиции Шуваев Николай Залманович.

– Да, уж! Это точно. Хотя, если вдруг, то… Понимаете мою мысль, а? – Монзиков внимательно всматривался в каменное лицо молодого маленького препода.

– Поясните, пожалуйста, что Вы имеете в виду? – и Шуваев понял, что перед ним стоит так называемый «мыслитель».

– В каком смысле? – и Монзиков посмотрел на взвод, который с напряжением наблюдал за дискуссией.

– Вы сказали, если я Вас правильно понял, что диссипация?..

– Не, не сипация, а это, то есть когда бывает, что в эфире пройдет команда об этом, ну, как его? А! И вот тогда все, и даже военные, подключаются, чтобы взять и – это…, – Монзиков начинал раздражаться тупоумию Николая Залмановича, который не мог понять элементарной вещи и который чуть ли не 30 минут подряд мучил не только его – Монзикова, но и весь учебный взвод своими дурацкими вопросами.

Неожиданно для Шуваева раздался звонок, известивший о конце занятия. После команды дежурного все разошлись. Уже в столовой Александр Васильевич вдруг вспомнил, что надо бы позвонить домой. С момента отъезда в Ижевск он ни разу не звонил. То пьянка, то вечеринка, то наряд по главному корпусу, то еще что-нибудь. Словом, все время были какие-то причины, чтобы не позвонить родным. А ведь надо было столько узнать: как идет учеба у Аньки? Как дела у супруги? Как дела на работе? Не звонили ли с работы по поводу его опоздания в Ижевск более чем на три недели?

– Ну, что размечтался? Будешь на баб пялиться или платить? – нахально выкрикнула толстая, рыжая кассирша Монзикову, который ссутулился у её кассы с полным подносом и как-то по-особенному глядел на обедавших слушателей.

– Ладно, давай считай, моя большеглазая! – улыбаясь, буркнул Монзиков.

– Ты хлеба сколько взял? Один или два?

– А тебе-то какое дело? – вдруг ни с того ни с сего завелся Монзиков. – Сколько взял, столько и взял! Сам знаю, сколько надо. Поняла?

– Ах ты, хам рыжий! Да я тебя сейчас… – и кассирша стала пытаться встать из-за кассы, но, будучи непомерно толстой, она застряла. Причем, если бы она была бы стройной или хотя бы весила килограмм на 80-90 меньше, то было бы видно, как она согнулась градусов на 35-40. В дополнение ко всему в живот с силой вдавился ящик от кассового аппарата. Кассирша чем больше дергалась, тем больше застревала на своем месте.

Монзиков не долго думая, схватил один из кусков хлеба и засунул его с силой в рот кассирше.

– На, подавись! Жаба нерусская! – эта фраза стала переломной.

В столице Удмуртии местные жители, как правило, все рыжие, щербатые, с большими веснушками, кривоногие, не высокого роста. Толстых, а особенно жирных – днем с огнем не найти. Но в торговле, особенно в системе блокпищеторга – каждая вторая – пышка или булочка. Удар же по национальности был столь неожидан, что местная гордость – толстая кассирша – даже опешила. Чаще бывало наоборот, когда из-за скудости интеллекта она обзывала очередного неудмурта. Но чтобы ее обозвали, да еще вот так!!!