– А при чем тогда Ижевск?

– Ты что, дебил или где? – комбат уже с яростью смотрел на Монзикова, продолжая чиркать маленьким обгорелым огрызком спички по абсолютно лысому коробку.

– Где? – усиленно моргая и тяжело дыша, Монзиков тужился понять смысл услышанного.

– В п…е! В Ижевске находится центр повышения квалификации работников ГАИ. Пройдешь переподготовку, и будешь работать в угрозыске. Теперь понял?

– А зачем мне повышаться, если для угрозыска это на х… не надо? – Монзиков пытался понять: издеваются над ним или он действительно что-то пропустил мимо своих ушей.

– Интересно, а кого же нам еще посылать в Ижевск на 6 месяцев, если не тебя? Нормальные, гм… Короче, поедешь, отдохнешь. Водочки попьешь!? Да?

– Водочку я и здесь пью! – легко парировал Монзиков.

– Ладно, не умничай! – сказал комбат и сделал последнюю безуспешную попытку зажечь нечто, что еще пять минут назад называлось горелой спичкой. Бросив в сердцах сломанную спичку в дальний угол кабинета, комбат отчетливо громко произнес – А теперь свободен, как сопля в полете! Равняйсь! Сми-рно! Кру-гом! Шагом марш! Ать-два, ать-два!

Монзиков, выйдя из кабинета, решил, не откладывая в долгий ящик, сразу же заехать в кадры. Не сдавая жезла, свистка, радиостанции, нагрудного знака и всего остального, что всегда выдается в дежурной части для работы на линии, Монзиков быстрым шагом направился к дороге, где уже было безлюдно. На палке[8], т. е. автостопом за каких-нибудь 20-25 минут Монзиков доехал до ГорГАИ. Каково же было его удивление, когда он увидел, что все двери закрыты, свет в окнах не горел, машин у здания не было. Настроение резко понизилось, особенно когда он узнал у дежурного по ГАИ – который был час. А времени было 2215.

На следующее утро, гладко выбрившись, сонно улыбаясь, Монзиков явился по привычке к 645 в ГорГАИ. Дождавшись открытия, вместе с толпой посетителей Александр Васильевич в 900 зашел в здание, а еще через 5 мин. сидел в кабинете инспектора отдела кадров Залядова. Залядов – 50-летний капитан с лисьей мордочкой – производил впечатление тяжелое, если не сказать удручающее. В свои 50 лет Залядов также, как и 30 лет тому назад конкретно ничем не занимался. Дежурным вопросом для любого ранга начальника у Залядова было: «Так куда сбегать-то?» Леша, так Залядова звали все, ходил в мятых, обосанных брюках, в нечищеных сапогах и в расстегнутом кителе. Залядов пил, как и все в ГАИ. Но если на других это хоть как-то отражалось, то по Леше нельзя было заметить: пил сегодня утром, или в обед, или утром и днем. Он и трезвый-то соображал туго. Мысль была пространна, а иногда и во все отсутствовала. В разговоре он захватывал всегда пальму первенства. Дело в том, что его нестандартное мышление, мягко говоря, и ответы невпопад настолько выбивали собеседника из колеи, что шок проходил не ранее, чем через 10 минут. Мысль у Залядова скакала с одной извилины на другую. Иногда, она в прыжке падала вниз, больно ударяя по седалищному нерву, и тогда на лице появлялась гримаса, подобная улыбке паралитика или алкаша, сидящего на унитазе в тщетной потуге что-либо выдавить из себя. Человек, который зачал Залядова, видимо, не мог представить всего того, что может вырасти и получиться из Алексея. Залядов последние 15 лет бессменной работы в кадрах курировал спорт и спецбатальон. Вошедшего Монзикова, Залядов узнал быстро. Оба были широко известны в милицейских кругах.

– А, Монзиков!? Заходи! – Залядов в левой руке держал огрызок карандаша, которым отчаянно ковырял в левом ухе, а в правой руке была телефонная трубка. Указательным пальцем правой руки Залядов крутил телефонный диск, левым локтем придерживал аппарат, одновременно ковыряя в ухе, настукивал ногами какую-то мелодию, глядел в окно и… радостно при этом приветствовал Монзикова.

– Алексей Маргеланович! Я слышал, Вы меня вызывали? Так я – это, явился! – Монзиков направился к стулу, чтобы упасть на него и расслабиться. Все равно ничего хорошего для себя он не ждал от беседы с кадрами.

– На, возьми. Давай, только быстро, понял!? – и Залядов протянул Монзикову маленький ключ.

– А это чего? – глаза Монзикова еще чуть-чуть и выскочили бы от удивления из орбит.

– Ты что, пьяный что ли? Бери и не выпендривайся, а я пока быстро! – Залядов бросил трубку на телефон, встал и с не вынутым огрызком карандаша в ухе направился к двери. Взявшись за ручку, он оглянулся и спросил, – Чего сидишь, а? Ну, давай-давай, быстро!

– Может, я – это? – в растерянности спросил Монзиков.

Залядов, задумавшись на секунду, решил отложить задуманное и, подойдя к Монзикову, отобрал у него ключ.

– Да, будь я на месте, так я бы! А тут, вот на тебе. И главное, что сразу! Сволочи, совсем не хотят работать!

– Не понял!? – Монзиков хотел, было еще что-то сказать, но не успел. Залядова понесло.

– Чего не понял? Ты посмотри вокруг-то! Видишь, как оно? И, скажу тебе по секрету, многие сейчас!!! – Залядов поднял вверх указательный палец правой руки и заговорщически посмотрел на потолок.

– Да? – только и спросил Монзиков.

– Да, брат, да! Ну да ладно, уж. Ежели оно того, так оно и конечно! – Залядов открыл ключиком ящик стола, за которым восседал Монзиков и достал здоровенную папку.

Через 25 минут Монзиков вышел от Залядова в полном смятении чувств, с командировочным удостоверением, ж/д билетом на Ижевск через Москву (?), хотя было прямое сообщение электричкой, и запиской в кассу для получения денег в неприемные часы. Уже вечером Монзиков выехал поездом в Москву, где надо было сделать пересадку на Казанском вокзале и сесть на 134-ый поезд Москва-Ижевск.

Удачно перейдя с одного вокзала на другой, Монзиков купил ящик пива, палку копченой колбасы, буханку хлеба, пакетик семечек, три больших соленых огурца, луковицу чеснока и два литровых пакета молока.

Придя на перрон и увидев два стоявших рядом состава, Монзиков решил никого не спрашивать и сесть в свой 14-ый вагон, слева. Слева был чистый состав, а справа – только что вышедший из Всемирной Мусорной Свалки. Монзиков, не долго думая, сел в тот, что почище. Проводник даже не спросила у него билета, т. к. Монзиков был еще трезв, с большой импортной сумкой и, самое главное, в милицейской форме.

Зайдя в 4-ое купе и увидев чьи-то вещи на своей верхней полке, Монзиков, не долго думая, стал сбрасывать их на пол. Далее, радостно отметив, что полка его пуста, он разделся до трусов и носков, закинул наверх свои вещи и сумку, а затем с отчаянными стонами сам залез на свою полку. За 2 минуты до отправления поезда в 4-ое купе зашли девушка с бабушкой и, увидев голого рыжего мужика в вонючих носках и черных семейных трусах, жадно допивавшего лежа на «девушкиной» полке 4-ую бутылку пива, обомлели. Бабка с внучкой стали собирать валявшиеся на полу вещи, а когда их собрали, то решили спросить у Монзикова, зачем он это сделал.