– Вот сюда я и хотела тебя привести, – прошептала Роза-Мэй, – когда сказала вчера, что хочу показать тебе кое-что особенное. Вот это оно.

Я сделала шаг по направлению к камню. Это было самое прекрасное, что я когда-либо видела в жизни. Вся поверхность камня была покрыта разноцветным бархатистым ковром бабочек. Было совершенно невозможно увидеть под ними сам камень. Неожиданно я почувствовала странное замешательство, как будто тропа привела нас в другое время; другое, но знакомое. Откуда-то из глубины моей памяти всплыло название.

– Это Скала Бабочек, – выдохнула я.

– Что?

– Так он называется: Скала Бабочек.

Я повернулась к Розе-Мэй. Она смотрела на меня во все глаза, лицо её было бледным.

– Откуда ты это знаешь? – спросила она. – Кто тебе сказал? Мой папа так назвал его для меня. Это его любимая часть Сада, но никто не знает, что она здесь есть. Никто.

Я покачала головой и пожала плечами:

– Должно быть, я услышала, как кто-нибудь говорил об этом. Джоан в магазине или кто-нибудь в Саду. Честно говоря, я не знаю точно, это название просто само пришло мне в голову.

Однако с этим было связано что-то ещё, какой-то осколок далёкого прошлого. Роза-Мэй по-прежнему пристально смотрела на меня.

– Может быть, ты сама упоминала об этом? – продолжила я, пытаясь уверить её и себя в равной степени. – Помнишь, в первый день, когда ты показывала мне здесь всё.

Она медленно кивнула, глядя мне в глаза.

– Может быть, – произнесла она, но на лице её всё ещё отражалось сомнение.

Я сделала около сотни фотографий, на цыпочках обходя камень, чтобы убедиться, что я запечатлела его со всех сторон. Бабочки время от времени взмахивали крыльями, но им явно было слишком уютно на камне, чтобы они захотели улететь прочь. Роза-Мэй следовала за мной, шёпотом произнося названия, виды и другие сведения, но за исключением этого она молчала, чем-то опечаленная, словно я испортила её важный сюрприз.

Когда стало слишком жарко, мы покинули тайную поляну и пошли туда, где начали день; там мы снова рухнули в траву под деревьями. У меня с собой было несколько сэндвичей и фрукты, но Роза-Мэй сказала, что не голодна.

– Слишком жарко, чтобы есть. Слишком жарко, чтобы делать что-нибудь, кроме как лежать здесь в тени или пойти поплавать. – Она посмотрела на меня, её глаза неожиданно заблестели. – Я знаю, пойдём поплаваем вместе! Давай устроим забег до озера! – Она вскочила и потянула меня за руку. – Я не шучу, Бекки, мы идём плавать сейчас же.

Она бросала мне вызов. Практически так, как будто знала.

– Я только что поела, – сказала я, стряхивая её руку. – Ты можешь идти плавать, если хочешь, а я подожду тебя здесь.

– Я не хочу идти одна, – возразила она. – Почему бы тебе не пойти со мной? Мы бы так повеселились! И вообще, я показала тебе Скалу Бабочек, так что ты мне должна.

Её тон изменился. Она начала выходить из себя, терять терпение.

– Я пойду, – солгала я, – только не прямо сейчас. – Я чувствовала себя ужасно. Я бы сделала всё, что она хотела, кроме плавания. – Послушай, может быть, я просто тебя пофотографирую? – Я достала свой телефон. – Я могу подняться на мостик и пофотографировать, как ты ныряешь и плаваешь. Или мы можем пойти в деревню, на луг. Это тоже было бы весело, правда?

Она разочарованно пожала плечами:

– Не так весело, как плавать вместе. И вообще, мне не разрешают ходить в деревню. Мой папа не против того, чтобы я гуляла весь день, пока я остаюсь здесь, в Саду. Он предпочитает знать, где я нахожусь.

Она снова рухнула в траву.

– Знаешь, у меня никогда не было настоящей лучшей подруги, Бекки. Я терпеть не могла девочек из своей прежней школы. Они были такие скучные – боялись нарушать правила, всё время подлизывались к учителям. Ты бы видела их, они меня ужасно злили.

Я смотрела на неё, словно загипнотизированная.

– В каком смысле – из твоей прежней школы? А в какую школу ты будешь ходить сейчас?

Я скрестила пальцы, молясь, чтобы это была старшая школа Фарнсбери, где мне предстояло начать учиться с сентября.

– Я же тебе говорила вчера: школа – это для неудачников. – Её глаза на несколько секунд затуманились, словно она вспомнила что-то печальное, но потом она встряхнулась и вскочила. – Ладно, я иду плавать, даже если ты не идёшь!

Прежде чем я успела что-либо сказать, она помчалась к озеру, её голубой сарафан исчез вдали. Я бросила на землю свой сэндвич, внезапно ощутив тошноту. Я не хотела, чтобы Роза-Мэй считала меня скучной. Я отчаянно хотела быть её лучшей подругой; она была, пожалуй, самым удивительным человеком, какого я встречала в жизни. Но как бы сильно и отчаянно я ни хотела понравиться ей, я не могла сделать одно: пойти плавать.

Глава седьмая

В следующую неделю мама была настолько занята, что я почти не видела её. Она уходила на работу очень рано, обычно ещё до того, как я просыпалась, и возвращалась поздно вечером. Она говорила, что на работе у неё всё в порядке, однако всё время выглядела нервной и подавленной. Она по нескольку дней не ходила в магазин и, насколько я могла судить, почти ничего не ела. Было ужасно, когда она возвращалась домой так поздно. Часы, казалось, тянулись бесконечно, и я не могла достаточно расслабиться, чтобы уснуть, пока не улавливала, как в двери поворачивается её ключ.

Я пыталась выбрать правильный момент, чтобы спросить у неё про фотографию, но это было сложно. Она была постоянно на нервах – или слишком усталой, или слишком занятой. Я могла просто прямо сказать ей, что нашла коробку у неё под кроватью, но всякий раз, когда выдавался шанс, что-то заставляло меня отступать. По правде говоря, я боялась. Чем больше я думала о том снимке, о том, что он может значить, тем неувереннее я себя чувствовала.

Если младенец на фото – моя сестра – а я действительно не могла придумать никакого другого объяснения, – то где она была сейчас? Осталась ли она с моим отцом? Знала ли она обо мне? Одно дело было повторять все эти вопросы у себя в голове, но что случится, если я на самом деле выскажу их вслух?

Как-то вечером я пыталась спросить у мамы про моего отца, о том, по-прежнему ли он живёт в Оукбридже, но она вышла из себя:

– Почему