— Что ты понимаешь! — Теперь они стояли друг против друга по разные стороны костра. — Может, это я его бросила! Он не может без “этого”, а я, как выяснилось, не могу с “этим”. Я фригидная, поняла?

— Дурочка ты, — улыбнулась Наташа.

Реакция Лерки на “дурочку” стала полной неожиданностью для Наташи.

— Да, а вы все умные! Ты сама не можешь без любовника! — закричала Лерка, отступая от Наташи к оврагу. — И все твои подруги мечтают о мужиках, и разговоры ваши о них! А я… а я…

Она развернулась и помчалась прочь от матери. Она бежала, не разбирая дороги, а Наташа, подстегиваемая все тем же чувством тревоги, устремилась следом. Силы были неравные. После оврага Лерка легко оторвалась от матери и ушла далеко вперед. Наташа со своим “минус четыре” едва различала ее белую одуванчиковую головку на черном фоне ночи.

— Лера, подожди! — просила она, но ее просьба не была услышана.

Лерка на всех парусах подскочила к крыльцу клуба. Дискотека заканчивалась, и молодежь расходилась. Прислонившись к кирпичному фасаду, ждал хозяина чей-то мотоцикл. Лерка узнала бы его из сотни таких же мотоциклов. Она нырнула мимо пьяных, мимо целующейся парочки, тенью скользнула вдоль стены. Все, кто был на крыльце, обернулись на звук взревевшего мотоцикла. Белые легкие волосы взлетели над тонкой фигуркой, мотоцикл взвился, и Лерка помчалась по пыльной проселочной дороге.

— Лерка! Сумасшедшая! — разрезал ночь чей-то басистый голос. Все относительно трезвые молодые люди высыпали на дорогу.

— Она и ездить толком не умеет, — бросил кто-то из толпы.

Молодежь, взбудораженная непредвиденным событием, заволновалась, задвигалась. Кто-то завел мопед, кто-то двинулся своим ходом. К клубу подбежала запыхавшаяся Наташа, на нее никто не обратил внимания. Когда до нее наконец дошло, в чем дело, ноги отказали ей, и она опустилась на крыльцо клуба.

— Коля, — поймала она одного из Леркиных приятелей, — беги к Рожновым, разбуди дядю Сережу. Пусть ищет Лерку.

Через десять минут долговязый Рожнов, трясясь от злости и животного страха за дочь, выводил из конюшни Маруську, а еще через минуту скакал в том направлении, которое показали ему пацаны.

Лерка помчалась по проселочной дороге, подпрыгивая на кочках. Ветровку надуло пузырем, ветер, уже холодный по-осеннему, обжигал щеки, мотоцикл под ней зловеще ревел, норовя вырваться и сбросить ее — случайного неумелого ездока. Лерка мчалась, не ощущая ни времени, ни расстояния. Только когда дорога перед ней уперлась в темную щетину леса, она сообразила свернуть влево, съехала в поле, мотоцикл остервенело запрыгал по кочкам, колеса принялись выделывать восьмерки, и Лерка впервые по-настоящему испугалась. Мотоцикл вел себя по-звериному, он вдруг стал неуправляемым, и Лерка с ужасом увидела, что несется как раз на стоящий посреди поля старый толстоствольный раскидистый дуб.

— А-а-а… — заорала она и выпустила руль.

Ее подбросило на очередной кочке, с силой выкинуло вверх, и она, отлетев несколько метров, больно ударилась о землю. Вероятно, Лерку угораздило удариться головой, потому что, теряя сознание, она все же успела подумать о Юре. Как, увидев ее разбитой, покалеченной, он осознает, что потерял, и будет плакать над ней, забыв Алену.

— Лерка! — орал Рожнов, остановив взмыленную лошадь посреди поля. — Лерка!

Ответом была неправдоподобная зловещая тишина деревенской ночи, разбавляемая лишь фырканьем Маруськи. Рожнов подосадовал, что впопыхах не захватил фонарик, и теперь посреди родных просторов, где вырос, стоял совершенно беспомощный.

Со стороны деревни послышался нарастающий шум. Рожнов прислушался — работал мотор грузовика. Маруська заходила, притопнула копытом и заржала. Фары приближающегося грузовика осветили дорогу, кусочек поля, Маруську и Рожнова. Грузовик подкатил ближе, и фары выхватили из темноты дуб, разбитый мотоцикл и валяющуюся невдалеке Лерку.

— Лера! — Наташа выпрыгнула из грузовика, оттуда же горохом посыпалась молодежь.

Рожнов и Наташа на ватных ногах приближались к дочери. Лерка открыла глаза и, увидев вокруг себя толпу, сначала не могла сообразить, что к чему.

— Жива… — простонал Рожнов и заплакал.

Он сидел на корточках, обхватив голову руками, и тихо качался из стороны в сторону. Наташа торопливо ощупывала дочь. Луна выплыла из-за облаков и осветила поляну. Молодежь бурно обсуждала случившееся. Со стороны деревни с ревом приближались несколько мопедов. Мопеды остановились, и Лерка сразу увидела Юру. Она узнала его по торчащим кверху вихрам. Он бежал в ее сторону, смешно взмахивая руками. Лерка приподнялась, и в голове сразу же зашумело. Но ей было все равно. Он бежал к ней, подпрыгивая на кочках, спотыкаясь, один, без Алены…

— Юра, — прошептала она.

Но он, все так же спотыкаясь и подпрыгивая, промчался мимо нее… Все повернули головы туда, где остановился Юра. Он стоял над своим разбитым вдребезги мотоциклом и трясся так, словно его било током.

— Идиотка! — наконец прорвало его. — Дура. Сумасшедшая! Не твое — не трогай! Его теперь не собрать! Новый теперь покупай! Дура!

Лерка, все еще не веря ушам, смотрела на него. Как в кино, она наблюдала за его перекошенным от гнева лицом, видела, как к Юре подошла ее мать, и слух поймал хлопок — Наташа смачно, со звоном, влепила Юре пощечину. Лерка поднялась на ноги и, ковыляя, приблизилась к Маруське. Она обняла лошадь и ткнулась в ее теплую, остро пахнущую потом морду.

Все говорило о том, что дом обитаем. Огарок свечи на заляпанном воском столе, обгорелые спички, ссыпанные в банку из-под консервов, полбуханки серого хлеба, зачерствевшего, но не успевшего превратиться в сухарь.

— Бомж какой-то обустроился, — сделала заключение Лариса, хозяйским взглядом окидывая запущенное помещение. — Ничего страшного. Заведете собаку, обживетесь тут, он больше не сунется. У нас здесь без присмотра жилье оставлять нельзя. Или наркоманы присмотрят, или бомжи.

— А если он вернется? — предположила Юля, боязливо оглядываясь.

Она плохо представляла, как они с Олей станут тут жить. В душе закипало тихое возмущение. Чего хотел Никита, покупая эту хибару? Вероятно ли, что он планировал устроить здесь дачу? Скорее всего он собирался снести это строение, а на его месте возвести что-то принципиально новое. Как плохо, что он никогда не посвящал ее в свои планы! Насколько легче ей было бы сейчас, будь она хоть наполовину в курсе его дел и замыслов! Если души после смерти действительно попадают на небеса, или куда там они еще попадают, то хорошо было бы, чтобы Никита полюбовался, что сделал со своей семьей. Юля искренне этого желала. Стоя посреди чужого заброшенного жилища, она вдруг некстати почувствовала, что сейчас зарыдает. А ведь она почти не плакала последний месяц. В душе ее все это время что-то каменело, готовясь либо принимать новые удары, либо созерцательно и безучастно плыть по течению. Теперь, когда ей, до смерти перепуганной, пришлось проситься на ночлег к едва знакомым людям (слава Богу — угораздило познакомиться в электричке) и впервые что-то решать самой, она почувствовала злость — на покойного мужа, на собственную беспомощность, на бомжа, облюбовавшего именно их жилище, на город, растянувшийся длинной бессмысленной кишкой вдоль Волги. Но то, что рядом были Оля, да еще и Лариса со своей воспитанницей Маринкой и четырехлетним сыном Вовчиком, заставило Юлю собрать волю в кулак и приступить к действиям. Вдвоем с Ларисой они натаскали из колонки воды. Пока она грелась — вытащили мусор и подмели углы. Оля с Вовчиком следили за костром, устроенным посреди огорода. Маленькая Маринка работала наравне со взрослыми. Она мыла окна так, будто все свои восемь лет только и занималась этим делом.