нашей вины.

Что – земля без крылатого неба

Что – земля без крылатого неба,

что за небо – без радуги звезд.

Протоптал я достаточно верст,

насыщаюсь и мыслью и хлебом.

Но спираль как разорванный круг

манит дальше – за край горизонта.

Может, там и скрывается Он-то,

личный мой,

русский наш Демиург.

Аз есмь

Когда сняты с мундира эполеты,

то кто пред нами -

Человек…

иль царь,

мильоны душ пустивший на котлеты,

держа в руке молитвенный тропарь;

иль – любящий отец,

переживая

болезнь наследника;

или – признав вину

и отреченьем искренним желая

предотвратить гражданскую войну…

Не отделить живьем души от тела,

сплелись чины и мысли в общий ком.

Вслед за короной голова слетела -

все кончилось обыденным курком.

Нам в нашу современную эпоху,

оторванным от тех жестоких лет,

нет не понять,

что хорошо, что плохо,

что нравственно, а что лишь – амулет.

(Малый театр, 07.11.93)

Отец

Я не ждал сего конца,

как не ждут печали встречной -

мне казалось,

жизнь отца

будет длиться вековечно.

Но, увы, скупа судьба

на благие совершенья -

подступает дрожь к зубам,

корчит голову от жженья,

мысли падают в проран

и бурлят от несогласья,

и поднять не в силах глаз я:

жизнь – мираж

и смерть-туман.

12.09.94 г.

Папка, папка, ты слышишь меня?

Папка, папка,

ты слышишь меня?

Я с тобой говорю

бессловесно,

только мысли с жужжаньем шмеля

обрываются рядом отвесно

то ли вверх, в оголтелую синь, то ли в дерном укрытую

землю.

Я не знаю, за что -

но… прости,

не тебе,

только памяти внемлю.

К сожалению, я не успел

сквозь тебя докопаться до предков,

тех, чей образ за сутолокой дел

предо мной проявляется редко.

Мы – какие,

откуда

и чьи:

из дворцов,

из пещер,

из берлоги?

Кто мне душу в далекой ночи

заложил как фонарь для дороги?

Нет, не пятиться вспять меня тянет,

но грядущее с прошлым -

сошлись.

Все – гипотезы в сытом тумане,

только ты был реален

как Жизнь.

г. Самара

Мама

Мама, мама!

Ты ли это, ты ль?

Я вопросы задаю напрасно -

и другим и мне до боли ясно.

Прозвучат в ответ слова бессвязно,

словно обессмысленная пыль.

Ты пережила сама себя:

ходишь, никого не узнавая,

ничего вокруг не понимая,

узелки сплетая-расплетая

и кудели зябко теребя.

Отчего же мне светло с тобой.

Пусть давно истаял весь твой разум,

я какой-то пуповиной связан

с этим человеческим каркасом,

где был зачат давнею судьбой.

И когда прощались – навсегда?-

ничего в грядущем не взыскуя,

ощутил в твоих глазах слезу я.

И она меня с тобой связует -

ты,

моя далекая звезда.

Я к маме прилетел – на юбилей

Я к маме прилетел – на юбилей,

ей 90 лет – не так уж мало.

Я по традиции желал ей -

не болей,

но не моим словам она внимала.

Ей чудились иные голоса,

тех,

кто давно оставил землю эту,

им

отвечали мамины глаза,

подобные траве к закату лета.

И вся она уже была не здесь

в кругу детей,

отсутствовавших внуков,

а там,

где вечная вздымалась высь,

в краях, которые неведомы наукам.

И сквозь нее

я те узрел края,

пытаясь к ним протиснуться хоть боком,

свою судьбу грядущую кроя,

себя сверяя

с Вечностью и Богом.

24.12.97.

Ма-ма. Двухсложное слово

Ма-ма.

Двухсложное слово.

Сколько же сложности в нем,

ставшем первоосновой

всего,

чем живем.

Метель

Рыщет вихрь по холодной степи,

уподобясь голодному волку,

рвет и мечет

что есть на пути,

воя в страхе своем без умолку.

На меня надвигается смерч.

Как себя от беды уберечь,

чтоб не впасть в зубоскальную пасть,

в белой мгле одному не пропасть.

Двоичность

Цветы и травы

как и все живое

к светилу тянутся -

началу всех начал.

Свет зачал,

а затем и обвенчал

в единую систему

группу двоек.

Двоична жизнь,

двоичны полюса,

двоичная система исчисленья,…

Поляны в темных зарослях-лесах,

вода и пламень,

ярость и томленье.

Я и не-Я.

Ночь лунная и день,

фигура и ее точеный абрис…

Нет, не бывает разноцветной тень.

Первичен свет -

наш изначальный адрес.

Двоична личность.

В ней и «да» и «нет» -

две крайних и полярных ипостаси,

а Я-

тот статистический ответ,

в котором каждому -

уйти бы во-свояси.

Понять друг друга

Или ветер барабанит в двери,

или ветви стонут за окном -

никому и ничему не веря,

я амбарным сторожусь замком.

Ну, а если самому придется

попроситься завтра на ночлег -

точно так же прежний друг запрется,

скажет: бог с тобою, человек.

Но и Боже тоже не поможет,

если мы друг друга не поймем.

Память-пес с остервененьем гложет

кость добрососедства под дождем.

Друзьям

В дорогу дальнюю откладывая вещи,

перебирая нужное и хлам,

я думаю о том духовно-вещем,

что навсегда необходимо нам.

Мы можем богатеть иль разоряться,

хватать чины иль прозябать в тени,

но чтобы в этой жизни состояться,

самим собою нужно оставаться,

храня друг к другу Ариадны нить.

Сразившись с судьбоносным Минотавром

за честь и за достоинство свое,

не будем громогласно бить в литавры,

а лучше мы вполголоса споем:

Храни, судьба,

нас от лихих напастей,

но никогда

мы не сдадим в музей

простое человеческое счастье -

приумножая,

не терять друзей.

Пусть Одиссеи рыщут по Колхиде,

ища золотоносное руно,

оно… на каждом, если только видеть

в душе друг друга ценное зерно.

И мы подстать старинному Гомеру,

«Под яблоком» собравшись за столом,

нектар божественный употребляя в меру,

в два голоса с гитарою споем:

Храни, судьба,

нас от лихих напастей,

но никогда

мы не сдадим в музей

простое человеческое счастье -

приумножая,

не терять друзей.

Отыскивая в космосе контакты,

чтоб не остаться на земле одним,

мы в троекратном повторяем такте

(на том стояли и на том стоим):

Храни, судьба,

нас от лихих напастей,

но никогда

мы не сдадим в музей

простое человеческое счастье -

приумножая,