Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-то же она при этом говорила?
— Верно: блондинка требовала, чтобы ее пустили в каюту, а ее не пускали. Кричала, что ее предали, бросили на произвол судьбы и что она еще отомстит.
— Кому отомстит?
— Тем, кто от нее в каюте заперся: самому мистеру Уичерли, его дочке и еще нескольким родственникам, которые пришли его проводить. Она заявила, что разорит их, если ее не пустят внутрь и не выслушают.
— Что за родственники?
— Право, не знаю. Тут начала собираться толпа. Когда я сделал ей замечание, она замахнулась на меня своей туфлей. Видели бы вы, как она при этом на меня посмотрела — вылитый василиск! Выхода у меня не было, пришлось вызывать корабельного старшину — он с помощью дочки мистера Уичерли и ссадил ее в конце концов с корабля.
— Значит, Феба покинула корабль вместе с матерью?
— Получается, что так. Когда мамаша немного пришла в себя, девушка вышла из каюты и стала ее успокаивать, а потом они вместе, обнявшись, спустились по трапу на берег.
— А после этого девушка вернулась?
— Вот этого я не заметил — перед отплытием, знаете, всегда столько дел. Поговорите лучше с мистером Макихерном, нашим корабельным старшиной, он ведь эту дамочку на берег ссаживал, а не я.
— А мистер Макихерн сейчас на корабле?
— По идее, должен быть. Он сегодня дежурный. — И Клемент поднял трубку внутреннего телефона.
С мистером Макихерном, здоровенным детиной в форме старшины, морским волком и полицейской ищейкой одновременно, мы разговаривали на верхней палубе.
— Помню, как не помнить, — сказал он, облокачиваясь на поручни. — Если хотите знать мое мнение, дамочка была навеселе — не то чтобы мертвецки пьяна, но под мухой. Ее не шатало, не рвало, но вид у нее был какой-то вареный — это бывает, если несколько дней подряд не просыхаешь. Некоторые потом с похмелья в тоску впадают.
— А она?
— Поначалу несла какую-то околесицу, — сказал старшина, сплевывая с сорокафутовой высоты в маслянистую воду. — Меня крыла почем зря. Запас слов у нее — любой мужчина позавидует.
— Она угрожала кому-нибудь физической расправой?
— Мистеру Уичерли?
— Ему или его дочери.
— Сам я этого не слышал, но интендант уверяет, что угрожала. Она вроде бы собиралась кастрировать всех мужчин на корабле. Никогда не знаешь, всерьез такое говорится или нет — я ведь на своем веку этих пьяных истеричек немало повидал. Потом из каюты вышла ее дочка, с ней поговорила, и та немного успокоилась.
— И что же ей дочка сказала?
— Она перед мамашей извинилась, и мамаша перед дочкой — тоже. — Макихерн прищурился и хмыкнул: — А за что обе извинялись — неизвестно.
— Стало быть, примирение состоялось?
— Да. Они даже вместе сошли на берег. Я ведь их сопровождал, боялся — как бы чего не вышло. Девчонку на пристани ждало такси. Я их посадил и...
— Обеих?
— Ну да, и они укатили как ни в чем не бывало. На том семейный скандал и кончился, — подытожил он. — Чего с пьяной-то взять — когда выпьешь, и не такое бывает. Кстати, может, пропустим по одной? Я тут отличный шотландский виски в Гонконге прикупил.
— Спасибо, рад бы, да времени в обрез. Скажи, а ты не знаешь случайно, куда они могли поехать?
— Погоди, дай сообразить. — Он сдвинул на затылок шляпу и смачно хлопнул себя по лбу. — Вроде бы девчонка сказала таксисту, чтобы он вез ее обратно в отель «Святой Франциск».
— Какого цвета было такси?
— Желтого.
— Водителя описать можешь?
— Попробую. Коренастый, лет тридцать пять — сорок, глаза и волосы темные, носатый, густая черная щетина — такие, как он, по два раза в день бриться должны. — Он провел рукой по своей щеке. — На вид итальянец или армянин — по выговору не скажешь: все время молчит. Да, у него на подбородке треугольный белый шрам, похожий на наконечник стрелы.
— Справа, слева? — спросил я с улыбкой.
Он провел правой рукой по лицу:
— У меня справа. Значит, у него слева. Слева на подбородке, прямо под губой. Еще у него гнилые зубы.
— А как звали его прабабушку, случайно не знаешь? У тебя, я вижу, отличная память на лица.
— Еще бы, это ж мой хлеб. Моя ведь работа в том и состоит, чтобы пассажиры своим классом ехали, а в другой не перебегали. Вот и приходится по двести-триста лиц каждые два месяца запоминать.
— Кстати о пассажирах, как тебе Гомер Уичерли?
— А я его толком и не видел. Он всю дорогу у себя в каюте просидел, даже обедать не всегда выходил. Людей, видать, сторонился. А что там у него стряслось?
— Это я и пытаюсь выяснить. Между прочим, интендант говорит, что в ноябре пароход не отплыл по расписанию.
— Точно. Один из двигателей отказал. Мы должны были сняться с якоря в четыре часа пополудни, а в море вышли только на следующий день утром.
— И пассажиры все это время оставались на борту?
— Да, мы их попросили не уходить с корабля — мы же не знали, когда будут устранены неполадки. Но несколько человек все-таки сошли на пристань посидеть в баре.
— А Уичерли?
— Чего не знаю, того не знаю.
— А кто знает?
— Может, его стюард. Кажется, во время прошлого плавания его каюту убирал Сэмми Грин. Только сейчас его на корабле нет.
— А где он?
— Дома, должно быть. Пойду поищу его адрес.
Макихерн провалился в чрево парохода, а я, прохаживаясь по палубе, вообразил себе, что совершаю морское оздоровительное путешествие. Моим фантазиям, однако, мешало присутствие города: слышен был шум транспорта на Эмбаркадеро, за которым подымались застроенные домами холмы. Койт-тауэр сверкал в лучах заходящего солнца, я повернулся к нему спиной и стал смотреть на море, но и тут на горизонте маячил Алькатраз, похожий издали на маленький плавучий город.
Макихерн вернулся с листком бумаги в руках.
— Если хочешь связаться с Сэмми Грином, то живет он в Восточном Пало-Альто. — Он протянул мне адрес. — А кого ты ищешь, если не секрет?
— Дочку мистера Уичерли.
— И давно она пропала?
— Очень давно.
— Ты бы сходил на стоянку такси возле «Святого Франциска». Таксисты часто там торчат.
Я последовал его совету и поехал на стоянку. Диспетчер, старик в пальто и в желтой кепке с надписью «Агент», по описанию сразу же узнал нужного мне таксиста.
— Не знаю, как его настоящее имя, — сказал он. — Все ребята называют его Гарибальди.
— А где Гарибальди сейчас?
— Кто его знает. Он ведь не с моей стоянки, поэтому чаще двух-трех раз в неделю я его не вижу. Здесь ведь любое такси в городе, кроме заказных, останавливается...